Ответ

Луиза метнула в него короткий взгляд, тут же отвернулась и ушла в комнату. Йожи осмотрелся: на кухне все вконец обветшало с тех пор, как он здесь не был: у кровати не хватало ножки, она стояла на кирпичах, стул, на который он было сел, тоже прихрамывал, в кухонном шкафчике недоставало одного зеленого стекла. — Ох, и холодно же здесь, — проворчал он, — на улице впору сбеситься от жары, а тут хоть пальто надевай.

— Вы когда приехали, дядя Йожи? — спросил Балинт. — Еще с вечера?

— Какое с вечера! За десять минут до тебя.

У мальчика отлегло от сердца.

— И уже успели поссориться с мамой?

Дядя Йожи сморщил длинный, в пятнах, нос. — Нечистый с ней ссорился, а не я! Двух слов не успели сказать, как пожаловал господин начальник и стал прохаживаться насчет куриного супа. Оттого, верно, она и скисла.

— Она последнее время вечно киснет, — бросил Фери, покачивая на губе окурок.

Луиза вышла из комнаты, ни на кого не глядя, направилась к плите. Подхватила железный котелок с конфорки и с грохотом поставила на стол. — Кому не нравится, что я кисну, — сказала она, — пусть ищет себе квартиру по вкусу. Пусть живет, где хочет, я никого не держу. Мне никто не нужен, черт бы побрал эту жизнь проклятущую, особенно бродяги не нужны, шалопуты чертовы, которые ни бога, ни людей не стыдятся, в карты все деньги свои просаживают!

— Кто это здесь картежничает, Луйзика? — удивился Йожи.

Луиза не ответила, только спина у нее задрожала. — Самому объявиться-то храбрости не хватает, — пожаловалась она, обращаясь к плите. — Зато прокутить эти поганые гроши — тут он герой… В карты проиграть да на сигареты растратить получку, хотя мне нужно было из нее с бакалейщиком расплатиться, которого я теперь за семь верст обходить должна, — на это храбрости хватает! — Она подцепила конфорку, выхватила, швырнула на плиту. — Здесь ведь все кому не лень только и умеют, что кровь мою сосать, в этом доме у каждого одна забота, как бы брюхо свое набить, а про то, откуда я возьму…

— Да о ком ты, Луйзика? — взмолился Йожи.

Балинт, который по-прежнему подпирал стену возле входной двери, бросил испытующий взгляд на брата, но тут же отвел глаза и упрямо уставился перед собой в землю. — Да оставьте уж, мама, — сказал Фери, — и так все уши мне прожужжали! С тех двенадцати пенгё занюханных тоже не растолстели бы!

— Мы на них живем, поганец! — вскрикнула Луиза, повернувшись к старшему сыну, у которого в уголке искривленного рта нервно запрыгал окурок. Мать вдруг разрыдалась. — Нет, больше я такой жизни не вынесу, право, возьму девчонок и в Дунай!.. Дают мне двадцать пенгё, я корми, пои их четверых, изворачивайся как хочешь… так мало того — вчера этот прохвост, этот цыган распоследний с сигаретой своей поганой во рту объявляет мне, что денег у него нет, в карты просадил недельную получку, в «двадцать одно» или почем я знаю, что он там врал мне… А ну, вынь изо рта сигарету сейчас же! — закричала она, опять обратив к Фери бледное, заплаканное лицо, на котором горели расширенные от гнева большие серые глаза. — Вынь изо рта, слышишь, не то я вырву ее У тебя, да с языком вместе!..

Она вдруг полоснула деверя взглядом. — А ты зачем пожаловал?

— Зачем? — Йожи привычно подмигнул. — Скандалить, Луйзика!

Ее глаза яростно сверкнули. — Кто тебя звал?!

— Меня, понимаешь, господин премьер-министр послал, — словно нехотя проговорил Йожи. — Поезжайте-ка вы в Киштарчу, товарищ Кёпе, сказал мне граф Иштван Бетлен, премьер-министр наш, и сообщите вашей невестушке, что все у нас в наилучшем порядке, потому как я только что возвратился, мол, из Гааги, где так удачно поработал в интересах славного народа венгерского, что его высокоблагородие господин правитель наградил меня орденом. Передайте вашей невестке, что я почтительно целую ей ручки!

— Клоун! — выдавила Луиза. Йожи сморщил нос. — Вот чудеса! — пробурчал он. — Премьер-министр наш так же точно меня назвал, когда я попросил у него орден. Зачем он вам, товарищ Кёпе, спрашивает. А затем, товарищ премьер-министр, отвечаю ему, чтобы невестке моей показать: вдруг да не поверит она, что вы так успешно поработали в Гааге.

— И дал? — громко рассмеявшись, спросил Балинт.

— Клоун, — повторила Луиза чуть-чуть мягче и отвела от деверя глаза, в которых истерические огоньки горели уже не так ярко. Но не успела она забыться, глядя на каменный орнамент пола, как тут же опять нервно вскинулась: изумленные возгласы, донесшиеся из сада через открытое окно, вновь вернули ее к действительности. — Мама, мама, выйдите сюда поскорее! — тоненькими голосками наперебой верещали девочки.

— Что там еще? — спросила она.

В окне показался длинный носик одной из сестер. — Мама, у нашей двери велосипед стоит, да такой красивый! А вот только что его не было!

— Какой велосипед?

— Цветами украшен, так красиво! — захлебывалась девочка. — Ваш, дядя Йожи? — спросил Фери и пошел к выходу.

— Мой, — сказал Балинт.