Ответ

После обеда, примерно за час до конца смены, Балинт увидел над одной из вагонеток длинный, как всегда в красных пятнах, нос дяди Йожи. Он не стал окликать его, но Йожи сам увидел племянника и подошел.

— Гляди, по голове не зацепи меня этими хваталками, — сказал он, подмигивая, — не ровен час, проломишь, придется расплачиваться.

Балинт не отозвался.

— А ведь я привез их! — сообщил дядя Йожи, расположившись на ближайшей вагонетке.

Мальчик вскинул глаза. — Дядю Нейзеля, всех?

— Угу.

— Правда?

Лицо Йожи выражало беспросветную тоску, как в самые веселые его минуты. — Чистейшее вранье! — уныло сказал он. Балинт рассмеялся.

— Все приехали, дядя Йожи, все семейство?

— Ровнехонько полдюжины.

Лицо Балинта сияло, как зеркало под лучами летнего солнца. — И дети все приехали?

— На следующей неделе голодать будешь, — объявил Йожи, — все свои деньги я отдал на угощение. И вина купил!

— Прямо домой их свезли?

— Куриный паприкаш^[48] уже на плите, — рассказывал Йожи, — к нему галушки будут и салат из огурцов. Таких двух кур купил, что едва поместились в кузове.

Балинт подтянул рукоятку воздуходувки, высоко взвилось красное дыхание раскаленного кокса. Он поглядел на дядю Шимо, но тот все еще работал кувалдой.

— Счастье, что сегодня суббота, — сказал дядя Йожи. — После получки встретимся у ворот, на выходе.

— Тетя Луиза рада?

— Чего ж ей не радоваться, — пожал плечами дядя Йожи, — ежели грузовик душу, можно сказать, вытряс!

Мальчик смотрел ему прямо в глаза. — Как здорово, дядя Йожи! Мои крестные никогда еще не садились за стол в нашем доме. Ох, ну как же я рад, хорошо-то как будет!

В парке под большими каштанами, наполненными птичьим щебетом, Нейзель с детьми выдыхали городскую усталость, а женщины — обе Луизы — беседовали на кухне, между делом бросая в котелок очищенную картошку.

— И с каких же пор вы под одной крышей живете? — спросила Луиза Нейзель.

Луиза Кёпе подумала.

— У господина главного нотариуса как раз большая стирка была, я у них два дня работала, вот на той неделе он и перебрался, — припомнила она. — Где-то в начале марта и было.

— Выходит, четыре месяца!

— И господа уже здесь жили тогда, — продолжала вычислять сроки Луиза Кёпе, — помню, Йожи к барышне ходил разрешения просить, чтоб переехать.

— Ну, а вместе-то давно?

Луиза Кёпе вспыхнула. — Да как сказать… я как раз на другой день после того снесла госпоже директорше Лукач белье после стирки, — сказала она. — Тому уж три недели…

— Так давно? — засмеялась кума.

— В воскресенье дело было, — рассказывала Луиза Кёпе, — Фери с Балинтом пошли в футбол гонять, а он сидел эдак тихо-мирно, на кухне, да и отдал мне всю свою получку, даже на фрёч себе не оставил.

— Должно быть, хороший человек.

— Очень хороший.

— Похож он на твоего покойного мужа.

— Похож.

— Замуж возьмет тебя?

— Не важно это.

Луиза Нейзель неодобрительно покачала головой. — Неправильно поступаешь, Луйзика! Ты еще женщина хоть куда, однако уж и не молоденькая, так ли много годков-то тебе осталось, ими дорожить надобно.

— Нет, я с четырьмя детьми никому на шею не сяду, — возразила она. — Может и так при мне оставаться, коли по нраву ему.

Клонившееся к закату солнце заглянуло в окошко, засверкало на каштановых, только что вымытых волосах Луизы Кёпе, на ее влажно поблескивавших зубах. Кума еще раз оглядела ее.

— Оно так да не так, с церковью все ж вернее!

— Мне десять лет было, когда я в последний раз в церковь зашла, — отозвалась Кёпе, — да и то подождала, когда поп из нее выйдет.

— А ну, как опять война?

— Война?

— Ну да, — кивнула Нейзель. — Все ж хоть пособие за него получишь, если жена… Он-то не заговаривал про это?

Луиза Кёпе наклонилась, подбросила хворост в огонь.

— Было дело.

— И что сказал?

— Сказал, что женился бы на мне, коли б я пожелала.

— Когда говорил-то? Еще прежде?..

— Нет, как раз после… Вечером того дня, как я Лукачихе белье относила. Я, домой возвращаясь, запела в саду, а он уж на кухне сидел, услышал. После ужина вызвал меня во двор и спросил, не хочу ли замуж за него пойти.

Луиза Нейзель кашлянула, прочищая горло. — Ну, а ты что?

— Смеялась.

— Смеялась?

— Спросила, на что ему вдова с четырьмя детьми, когда вокруг столько девушек свободных, что мужики просто с ног сбиваются, не поспевают всех обслужить. А мне, говорит, девушки ни к чему, потому как дуры они, я давно уж себя приберегаю вот на такую мамашу многодетную.

— Подложи хворосту! — напомнила Нейзель. — Он, верно, очень хороший человек!

Луиза Кёпе сидела, уронив на колени руки. — Когда он лежит подле меня в темноте, ну словно муж мой, да и только. Тот уж такой хороший был, я иной раз думала: не стою я такого хорошего человека.

— Подложи хворосту, слышишь!.. И на чем же вы порешили?

— Сказала, чтоб подумал как следует, а уж если еще два раза попросит меня в жены, тогда поверю, что всерьез надумал. С тех пор один раз уже повторил.

— Когда?

— В прошлое воскресенье. Завтра в третий раз скажет.

— Почем ты знаешь?

— Знаю. — Молодая женщина рассмеялась. — Говорит, иначе придется ему уезжать отсюда, барышня на полгода только разрешение дала «леваком» здесь жить.