- Вот ить хренотень, твою... И, главное, накануне прибытия ракетного истребителя. Говорят, тыщу километров даст, а то и тыщу сто.
'Кирдык', подумал Виктор, 'полный кирдык. Сто пудов не отмазаться, даже и с артефактами. А у старлея-то с бдительностью того... Жалко даже. Морду не бил, даже не орал. Вляпается когда-нибудь с утечкой инфы и расстреляют... Да что ж я, это ж точно, не случайно ж вечером в субботу... Блин, блин, как предупредить-то, как, как? А если, наоборот, не война? Если я действительно шухер подниму, и из-за меня-то и начнется? Это ж меня, как провокатора сюда, что ли? Черт, черт, не надо суетиться. Возьми себя в руки. Не надо мне играть по чьим-то планам, мне свой надо, для этой реальности... Судьба страны на кону, миллионов народу.'
- Неплохой 'Казбек' на этот раз в гарнизонный завезли, надо будет еще взять, - продолжал тем временем Рихштейн. - В общем, пошли, Фелюнин, на улицу, на свежем воздухе мозговать проще...
Голоса стихли, Виктор взял карандаш и послюнявил кончик. На пальцах остался грязно-синий след. Что писать-то? 'Я, Виктор Сергеевич Еремин, попал сюда случайно...'
Дверь скрипнула. Виктор повернул голову. В комнату осторожно вошел красноармеец с мосинским карабином и притворил за собой дверь. Невысокий, с рябым лицом после оспы - тот, что в коридоре стоял.
- Вы это... - начал он полушепотом, - бежать вам надо. Двиньте меня табуреткой, только не сильно, и через окно в конце коридора, потом к лесу, к Соловьям, там вас с собаками не сыщут.
- Никуда я не побегу, - с неожиданным для себя спокойствием произнес Виктор, - и табуреткой двигать не буду. Другие просьбы, пожелания будут?
- Да вы... Это не провокация, не при попытке к бегству... Камарин я, из раскулаченных... Родню сослали, меня в детдом... Советы, падлы, зубами бы грыз... да что вы, не тратьте время, давайте скорее. Ваши придут, зачесть не забудьте...
'Значит, это 'ж-ж-ж' неспроста. И старлей вовсе не болтливый.'
- Малярия, - вздохнул Виктор, глядя в глаза Камарину, - вам сейчас отпроситься в санчасть надо. Или хотя бы хинин из аптечки. Немедленно. А то сейчас совсем худо станет.
- Ты че, ты... Сдаться, решил сука, да? Я ж тебя сам порешу, гнида! Сдохни! - и Камарин передернул затвор.
За спиной Виктора затрещал телефон. Нет, это не телефон. Это будильник, механический, 'Слава', непременная принадлежность каждой комнаты в соцкомплексе - чтобы граждане на работу не опаздывали.
Виктор откинул одеяло. Ешкин кот, уже и сны про попаданцев...
Эх, проснуться бы сейчас у себя в двадцать первом, и никаких изменений в истории, размыщлял он. Хотя здесь все лучше, чем осенью сорок первого. А на будущее надо завести гантели, пятикилограммовые или лучше восьмикилограммовые. Интересно, почем они здесь?
Внезапно он бросился к терминалу, повернул ключ, и не дожидаясь прогрева монитора, застучал по клавишам.
Насчет Руцкого ему не приснилось. Новой инфы за ночь не было. Романов по состоянию здоровья, Руцкой с ядерным чемоданчиком.
'И что теперь будет? Сто пудов с НАТО забьются. Руцкой - а в этой реальности он если и изменился, то мало - человек негибкий, властный, будут провокации - пойдет на воооруженный конфликт. Или Романов решил, что именно такой сейчас и нужен? И специально ушел в сторону, чтобы преемник начал войну? Спокойно, спокойно... Сильная сторона Руцкого - психологическая атака, напор, слабая - неумение вести аппаратную, текущую работу, подобрать кадры. Но и выборы скоро, значит, развалить чего по крупному, он, как врио, не сможет. Судя по тому, что видел, система у них начальственную глупость блокирует, расшатать ее, даже с самой верхушки, непросто. Есть 'горизонталь власти', заслуженные профи, которых так не разгонишь, есть партия смерти в глаза смотревших, которые, если что, любому боссу правду-матку резать будут, есть, наконец, КГБ с его супер-операцией, в которую Руцкому так просто не сунуться, и, главное, обстановка в стране не та, чтобы тысячами если не сажать, то увольнять: народ доволен и мозги врубил на полную катушку. Постарался однофамилец императора... Тогда зачем Руцкой? На кого давить? Повести массы? Куда? Одни загадки.'