- Вином немного. Если раздражает, я в сторону буду, сейчас же эта везде борьба... Трезвые - здоровые - сексуальные...
- Все в порядке, - примирительно ответил Виктор, - жизнь штука сложная.
- Вы, верно, думаете, это творческий кризис, или с издательством облом... нет, это все, как писал великий советский поэт Добронравов, суета, 'ведь не вся еще жизнь прожита'... Помните, да? Нет, дело в следующем. Умирает направление. Пятидесятые, шестидесятые годы подняли могучую волну авторов от земли, от нашей деревни, которые не просто отражали какой-то социальный пласт, нет... Они принесли с собой чистые, родниковые понятия морали. Распутин, Шукшин, Белов, Вичутин, Лихоносов, Астафьев - это возврат интеллигенции к народной почве, к русской, извиняюсь, христианской культуре. Я тоже атеист... но нельзя же отрицать христианство, как культуру и традиции, верно?
- Верно, - согласился Виктор, тем более, что не видел, с чем спорить.
- И вот вы только представьте: последнее десятилетие это направление умирает. Бесследно. Вы сейчас скажете: я драмати...ти...зирую. Нет, я не это, не драмати... ладно. Я понимаю вот что: гибнет язык. Шукшин вот, Распутин, они что - они писали живым народным языком. А сейчас живой народный язык приблизился к интеллигентскому. И опять вы скажете, что в этом плохого, образование, да. Да, если сравнить с канцеляритом пятидесятых - да, это прогресс. 'Говорить не умею красиво я, хоть порой могу коснуться разных тем' - да, это ужас что, это вот с девушкой так изъясняться, это надо было ломать, и это сломали. Сломали!
Литератор икнул: видимо, его потихоньку начало развозить. Виктор молча продолжал слушать, нетерпеливо поглядывая в сторону площади Партизан, чтобы не пропустить свой номер.
- Но! Но! Тогда был канцелярит - был и живой народной язык. Вы меня понимаете, да? Хорошо... Сейчас нет канцелярита - нет и народного языка. Стали говорить, как дикторы. Нестандартное самовыражение чувств угасает. Пишешь о селе - тексты похожи, речь героев похожа, мало, мало инди-ви-ду-альности. Все - пушкинским слогом. Помните, у Ахматовой - 'Слава соколам полета! Пушкин - в роли пулемета!' Инти... интиллигентизизировали село, и город, разумеется. Ну вот, а это мой едет... Вы, товарищ, извините, конечно...
- Да ничего. Все в порядке.
- Ну, может, я что-то преувеличил... драмати... ой. Всех благ.
'Ну и что делать?' - думал Виктор через пять минут, устроившись на сиденье тролля нужного ему маршрута. 'Проблема типа есть, а у попаданца ни готового решения, ни, самое главное, опыта в сфере языкознания. Может, попытаться, как в ТРИЗ - обратить вред в пользу? А как?'
Он задумчиво взглянул в окно: троллейбус уже завернул на Горбатова и катил мимо стандартных рядов витрин на первых этажах комплексов, прятавшихся за опущенными рифлеными забралами жалюзи; лишь некоторые из них светились, словно аквариумы в темной комнате, показывая медленно проплывавших между прилавков людей; над этими окнами неизменно высвечивалось 'Гастроном' или 'Промтовары'. Видимо, эти древнесоветски-безличные имена магазинов обозначали дежурные заведения. 'А в 'Промтоварах', небось, товары первой необходимости...'
Сосредоточиться на вопросе языкознания не удавалось. Мешала четверка молодых парней на креслах впереди, оживленно болтавшая о методах стабилизации самодельного экраноплана.
- Слышь, мужики, чего мы мучаемся? У Зерногова есть списанный 'Базальт'. Берусь его восстановить личной комплектухой. За вами датчики. Ну Серый же выточит цилиндры? Тензо делаем по книге.
- Проволочные? Чем возиться, дешевле полупроводниковые по сети заказать.
- Да какая разница, алгоритмы основное. Что в мозги заливать будем?..
'А чего они сами не решат этот трабл с разговорными?' - спросил себя Виктор. 'Интеллекта выше крыши. Может, они эту проблему просто не видят? Колбаса есть, и к этому привыкли, космос в порядке вещей, микросхемы... ну, может, не самые маленькие в мире, но по охвату населения сетями впереди планеты всей, есть чем гордиться. Пацанам что-то типа нетбука для развлечения, тоже есть предмет для гордости страной. По привычке увлекаются техникой, а вот язык... Блин, как сложно рулить в чужом обществе.'
Под плащом запикало. Виктор вытащил 'ВЭФ': индикатор виновато моргал надписью 'Зарядите батарею'.
'Долго протянул, по этим временам. Аккумулятор, видать, спецушный.'
В квартире царил полумрак, из приоткрытой двери кухни лился несильный холодный свет, проникавший через окна галереи, и это чем-то напомнило Виктору каюту теплохода, на котором когда-то давно ему довелось путешествовать по Волге. 'Парус' тихо плыл в ночь, и только приглушенный динамик - здесь его, конечно, можно было совсем выключить, но Виктор на всякий случай оставлял тихий звук, чтобы услышать сообщение о той самой войне, о которой ему напоминали на каждом шагу - приглушенный динамик мурлыкал ретро-программу, и неторопливо-романтический ритм танцевального шлягера тридцать девятого 'Я такая, как есть' придавал уверенности.