Ответ Империи

- Тогда ключи с секреткой не оставите? Я тут недалеко живу, дом тут напротив и за углом. Позвоните с подъезда, я вынесу.

- Конечно. Постараюсь вернуться до одиннадцати.

"Да, часок посижу, а там уж и откланиваться пора."

- Ну как, все в порядке? - спросила его Инга, дожидаясь на остановке.

- Да, отлично. Это просто наши немного подзадержались. Ты, наверное, заждалась?

- Ничуть. Просто взглянула на привычные вещи с иной точки зрения. Европа плохо понимает СССР.

- Это ты насчет того, что говорили на празднике?

- И насчет этого тоже. Гитлер думал, что народ не будет воевать за Сталина.

- Народ воевал за себя. А воевать стадом, без командования невозможно. Думать, что народ мог победить вопреки Сталину все равно, что считать, что наши футболисты могут победить вопреки тренеру, который выпустит самый слабый состав, да еще и поменяет центрфорварда с голкипером. А с чего тебя вдруг это заинтересовало?

- Европа сейчас тоже не понимает СССР. Она думает, что народ не станет воевать за коммунистов.

- Европа воевала ради грабежа и ей нас не понять.

- Жестоко, но правильно... Троллейбус.

"Великолепная черта советского человека эпохи застоя - думать о глобальных проблемах человечества. Впрочем, в ИТР здесь это как-то уже менее заметно. Развившийся мозг заняли мыслями о непрерывном улучшении работы. А гуманитарии пока крутятся вхолостую. А с чего я взял, что Инга гуманитарий? О производстве она пока не говорила. Но еще не факт."

16. Рыба белой королевы.

Дом Инги - серый стандартный пятиэтажник из силикатного кирпича с гастрономом-стекляшкой внизу - стоял напротив аптечного склада по Луначарского. Здесь это было одно из тех мест Брянска, где достаточно было лишь одного шага, чтобы, словно из одной реальности в другую, перескочить из большого города в тихий провинциальный поселок. За углом оставалась шумная Красноармейская с ее потоком машин из Володарки и Фокинки, в который вплетались гул и искры троллейбусов, шлепанье и чавканье грузовиков, что неподалеку от этих мест заворачивали на Карачиж, и, наконец, шелест шин вымытых в пригородном автосервисе столичных легковушек, завернувших в наш город с Киевского шоссе. По Луначарского не было почти никакого движения, а чуть подалее по дремлющему асфальту, покрывшемуся трещинками, днем безмятежно бродили куры из частных домов. В этой реальности на улице еще сохранились старые, квадратного сечения бетонные опоры фонарей, на которых, на острых стрелках из стального листа, были редко развешены ртутные лампы; их череда медленно опускалась в подернутую вечерним туманом глубь оврага.

Гастроном работал с восьми до восьми и уже закрывался.

"Хорошо, в дежурный заскочили" - думал Виктор, отягощенный пакетом с массандровским белым мускатом (интересно, на сколько он в нашей реальности потянет, если здесь за семнадцать тридцать? на две с половиной или три с половиной?) и киевским тортом.

- Ну вот, мы и дома. Я тут одна живу, в однокомнатной. Район тихий, хорошо, когда дома работаешь.

- А где ты работаешь?

- Торгово-экономическим экспертом и аналитиком. Статистика, оценки, прогнозы... Приходится иногда посидеть вечерами.

Домашний интерьер показался Виктору достаточно стандартным. Светлая прихожка. Стенка орехового цвета в общей комнате, что протянулась вдоль стены, противоположным дверям и включала в себя все, от шифоньера до ниш под "Горизонт" с трубкой двадцать один дюйм, видак "Электроника", CD-проигрыватель "Союз", с плазменными индикаторами эквалайзера и микшера (что на самом деле очень удобно, но инофирмы не понимают), и кассетную деку "Маяк" с лентотягой на двух моторах, стационарную и неубиваемую. По остальным стенам были распределены диванчик на двоих, кресло-кровать и стол-книжка, под ногами мягко глушил шаги синтетический палас. На окне за тюлевой занавеской Виктор ожидал увидеть цветы, но их почему-то не было, даже кактусов. В углу за батареей виднелась свернутая витая пара "Домолинии-2".

- А терминал в ремонте? - поинтересовался Виктор.

- У меня нотбук, служебный. По работе приходится часто ездить. Давай книжку расставим.

Она произнесла "нотбук", без привычного "у", скорее с длинным "о". Странно, подумал Виктор, изменилась реальность, и в разговорной речи заимствованные слова складываются по другому. Не "мобИла", а "мОбил" или "мОбел", мужского рода, как и "телефон". Не "ноутбук", а "нотбук"... впрочем, в его реальности эту фигню некоторые вначале называли "нотебуком". А вообще речь здесь намного чище, чем в наших девяностых и позже...

- Наш?

- Импортный. Для совместимости с техникой инофирм. Маленький такой от Ай-Би-Эм.

- С экспортерами приходится работать?

- Иногда на международных выставках, деловых встречах, презентациях. Вот скатерть.

На полу, на месте, с которого Виктор отодвинул стол-книжку, валялась настоящая книжка, для чтения - белая, с бумажной глянцевой обложкой, на которой большими темно-синими буквами было отпечатано "Правда о ГУЛАГе".

- Забыла спрятать?

- Чтобы ты не подумал, что я синий чулок и читаю политпрос?

- Это - политпрос?