Ответ Империи

Значит, Финозов Г.А. есть Григорий Аркадьевич. Виктор поднял руку, чтобы надавить холодную сталь нужной кнопки на щитке, покрытом серой молотковой эмалью, но на полпути замялся, и вместо звонка почесал себя за ухом, как кота.

"Блин, как на конспиративную явку иду. Вдруг засада или провал... то-есть, наоборот, сначала провал, потом засада. К тому же свидетели. Наверняка запомнят, что я входил."

Он еще раз прокрутил в мозгу задуманную комбинацию. Из его реальности помнилось, что коллекционеры тусовались при одном из отделов Дома Книги на Фокина, магазина на Станке Димитрова, и, и... дальше Виктор не помнил, ибо марки и значки собирал еще в пионерском возрасте и это увлечение в серьезное не переросло. Тем более, Виктор никогда не интересовался бонистами. Указанный в объявление Финозов, возможно, был среди коллекционеров вообще не авторитетом, а каким-нибудь "общественником", взявшимся тянуть бумажную сторону дела, без которой нет коллекционерам каких-то льгот, а, может быть и само объединение тут без бумажек не допустят. Чтобы видно было, что не какие-то подозрительные личности кучкуются, а имеют хобби, отвлекающее от алкоголизма и иных антиобщественных занятий...

Да без разницы, авторитет Финозов или бюрократ. Главное, не загреметь. Во второй и третьей реальности повезло - нарвался на умных и просекающих ситуацию, и, самое главное, оказался нужен. И то в третьей до изобретения лазера все гадали - не дезинформатор ли засланный, а уж чтобы, как в книжках, где попаданцу все восхищаются, удивляются, смотрят в рот и ловят каждое слово - ну не бывает так. Все решают служебные интересы, а, главное, личные, которые со служебными могут и не совпадать.

В нерешительности Виктор оглянулся. За толстой стеной дома было затишье, и лишь неподалеку, из-под арки, как из аэродинамической трубы, столбом сифонила пыль. Дворик, протянувшийся неширокой полосой между пятиэтажкой и каменным забором какого-то заведения, был какой-то ненашенский: ни тебе совковой полуразрухи и полузапустения, что царили в стороне от дорог, по которым начальство проезжает, ни наших родимых бытовых отходов - пакетов, пластиковых бутылок со стаканами и всякой прочей гадости, которую бухающим у подъезда обычно влом донести до мусорки. Все те же аккуратные скамеечки из планок на гнутой железной полосе, в палисаднике альпийская горка из булыжников, видать при ремонте старой мостовой вывернули... Очень даже стильненько. И четыре бабушки у подъезда, из-за которых просто взять и уйти будет подозрительным. Точнее, не совсем у подъезда - из-за соседства с забором тротуар здесь шел прямо под окнами первого этажа, отведенного под магазины, а скамеечка стояла чуть в стороне, в тени деревьев меж забором и тротуаром, но дверь оттуда просматривалась, как сцена из зрительного зала.

Виктор вытащил из внутреннего кармана плаща записную книжку, словно сверяя адрес. Решаться надо.

- А мои шрифт побольше сделали, так все нормально. Я же раньше бухгалтером на "Дормаше", так что к машинке приучиться? - донеслось от скамейки

"Подрабатывает, наверное", - машинально отметил Виктор. Сквозь долетавший с угла гул машин из одной из форточек второго этажа донеслось шкворчание яичницы на сковородке, и обстановка показалась совсем уж какой-то домашней.

"Че я, Плейшнер, что ли?" - спросил себя Виктор и, повинуясь какому-то внезапному порыву, решительно надавил кнопку.

- Кто там? - донеслось из домофона через полминуты.

- Я по объявлению. К го... гражданину Финозову, насчет общества бонистов.

- Чичас, - вылетело из динамика, дверь щелкнула магнитом и чуть приоткрылась. Надо было идти.

В подъезде было чистенько и стены выкрашены в тон гранитно-серым и светло-голубым: с одной стороны, дешево, а с другой - не первое попавшееся, а дизайнер явно постарался. О странности сочетания скромности и изыска думать было некогда: наверху щелкнул замок двери.

- Заходите. На кухню проходите, тут я в отпуске фотообои клею.

Финозов оказался человеком немного за пятьдесят, чуть полноватым и залысиной на затылке, говорил хрипловатым баском и в воображаемый образ коллекционера не вписывался. Кухня, куда он привел Виктора, была вполне стандартна - бросались в глаза разве что название "Ока" на здоровенном двухкамерном серебристом холодильнике и "Сапфир" - на кухонном цветном тридцатисемисантиметровом телике, что висел на поворотном кронштейне над микроволновкой "Электроника" с ЖК-дисплеем.

- А мне не нравятся мужчины с татуировками, - истомленным нежными страстями голосом Маши Распутиной простонал с зеленоватого стенового кафеля прямоугольный ящик трехпрограммного "Апогея", - по-моему, если мужчина приукрашивает свое тело, он не уверен в себе, в своих возможностях, ну... овладевать нашими чувствами. Я за торжество природы.

- Спасибо, Алла Николаевна. А сейчас мы послушаем в вашем исполнении песню "Поезда" с вашего нового лазерного диска...

"Какая Алла? Это же Распутина!" - удивился Виктор, но Финозов уже прикрутил динамик.