Более того, стремление каждого к личному самоутверждению, ставшее основной моралью нынешнего общества, ведет к тому, что любая борьба мнений в Интернете из поиска истины превращается в борьбу личностей или групп за место в информационном пространстве. Чем дальше идет спор, тем менее важно, зачем он был начат, тем важнее своим постингом стать на голову противника; и так до тех пор, пока демократический обмен мнениями окончательно не превращается в срач.
В довершение всего, годы свободного виртуального общения сограждан привели к привычке отрывать свое "Я" физическое от "Я" сетевого. Юзер почувствовал себя Фантомасом, который может в любой момент натянуть на себя любое "Я", что угодно с ним сделать и заменить другим, а если надо - наплодить сразу целый десяток. Возможность изгаляться над собственным сетевым "Я" приучила относиться с пренебрежением и к сетевому "Я" окружающих, и эта привычка к безответственности будет подсознательно переноситься на любые инструменты виртуального общения, даже если там не будет анонимности.
И если мы, находясь в здравом уме и твердой памяти, хотим сделать из этой виртуальной помойки инструмент общественного самоуправления, то у нас только два варианта. Либо придется снова привести всех пользователей и-димокраси к стандарту добропорядочного советского человека, либо надо плюнуть на принципы и пользоваться этой непосредственной интернет-демократией как красивым прикрытием волюнтаризма, что тоже есть выход.
Внезапно ожил телефон. Резкая электронная трель оборвала речь немецкого офицера из разведшколы: Виктор надавил на паузу на телевизорном пульте. Хорошо останавливать немцев пультом, усмехнулся он про себя. Охранник снял трубку и спустя секунду протянул ее Виктору.
- Вас.
В трубке послышался голос Светланы.
- Виктор Сергеевич, вы еще не ложитесь спать?
- Нет. Смотрю кино.
- Вы не возражаете, если я к вам зайду уточнить кое-какие детали? А то гонять вас туда-сюда уже поздно.
"А инструкция это позволяет?" - подумал Виктор, но неожиданно для себя спросил:
- А вы еще работаете?
- Да... Надеюсь, что дома ругать не будут.
- Ну подходите, может, побыстрее разберемся.
Она появилась из-за застекленной двери прихожей, внеся с собой какую-то вечернюю свежесть и все тот же преследующий повсюду запах дымка от сжигаемых листьев. В овраге дачи и за запретами трудно проследить, подумал Виктор.
- Ну, как вы устроились?
- Великолепно.
- Хорошо, что не теряете чувство юмора.
- Абсолютно серьезно. По сравнению с положением секс-рабынь из бывшего Союза в Лондоне из нашей реальности мое положение можно считать королевским.
- Вы имеете в виду женщин - асоциальных элементов, выехавших за рубеж?
- Я имею в виду женщин, вывезенных обманом или насильно и которых избивают и заставляют отдаваться клиентам до тридцати раз в день. Таких данных о нашей реальности в досье нет?
- Вы хотите меня шокировать?
- Нет. Просто хочу объяснить, почему я не принял от Запада миллион, если такое поведение выглядит странным.
- У нас оно не выглядит странным. Что бы вы здесь больше всего хотели?
- Работать. Самое время работать. Понимаете, для нас на заводе в перестройку не колбаса была главное. Мы не колбасу требовали, черт с ней, яйца можно есть, курей, нашли бы что, все бы это наладилось. Нам, выученным работать, исследовать, приученным мечтать о завтрашнем дне, надо было самореализоваться. Внедрить изобретения, рацухи, создать, черт возьми, то, что лучше JVC, "Шарпа" или "Соньки". Надоело быть вторыми и третьими, хотелось быть первыми, как Королев, Курчатов, Попов, те, про кого писали книги, снимали кино, чьи портреты вешали в аудиториях института. Это была великая мечта инженера. Большинство в этом не признавалось, нескромно вроде, но в подсознании у всех это было - чтобы государство смогло взять от нас все, на что мы способны, для чего учились.
- Ну а как же очереди, все эти бытовые неудобства, дефицит...
- Светлана Викторовна, я вам вот что скажу. В конце перестройки приезжал к нам в Брянск один демократ... как же его звали-то... а, вспомнил: Артем Тарасов. Первый легальный миллионер. Он куда-то там выдвигался. Ну так вот, он ведь не колбасу нам обещал! И даже не черную икру всем! Он обещал такой строй, где в человеке ценят новатора. О швейной машине нам рассказывал, которая шьет взад, вперед, вбок, чуть ли не фанеру, еще про что-то, сейчас уже не помню... Народ чуть не на руках его носил.
- А потом?
- А после реформы о нем не слышно стало, не знаю уже. Но вот что главное: Вот здесь, у вас, я увидел то, что он нам тогда обещал, такой строй, общество свободного труда. Он обещал, а вы это здесь сделали. Вот теперь, при такой жизни, только работать. Машины создавать, дороги высокоскоростные строить на триста, на пятьсот километров в час.
- А дороги-то зачем? - удивилась Светлана, и, по-видмому, искренне.
- Ну как же?.. Ну, вот, что с Китаем сейчас подписывают, и вообще... Мобильность-то населения повышается.
- А, это... Но это в основном технология на экспорт, у нас ее развивать не будут. Нерационально.
- В смысле, дорого?