Ответ знает только ветер

Пьер, как и капитан — того звали Макс — был весь в белом. Пьер исчез, а дамы опустились в шезлонги. Мы густо намазались кремом для загара, меня Анжела собственноручно намазала особо толстым слоем, чтобы я не сгорел. И чтобы мы не посадили жирные пятна на обивку скамьи или ткань шезлонгов, они были прикрыты большими купальными простынями. Анжела купила мне еще и белое кепи.

Нафтали, кэрн-терьер и «сын Израиля» подошел к нам вразвалочку и стал тереться о ноги Паскаль. А потом мирно улегся на ее ступни.

— О чем вы беседовали? — спросила Паскаль.

— Об Анжеле, — ответил ее супруг.

— А именно?

— Я объяснял, почему мы ее любим, — сказал он и поцеловал Анжеле руку.

— Ах, оставьте, — сказала она.

Она заметила, что я неотрывно гляжу на нее, взглянула мне в глаза и улыбнулась, и в ее глазах заплясали золотые искорки. Тюрбан у нее на голове был белый.

Пьер принес два бокала с джин-тоником и поставил их на стол. Мы все выпили, а Макс, резко сменив курс и описав большую дугу, прибавил скорость, так что ветер рвал у меня с головы кепи, клочья пены летели через борт. Кругом — море и солнце, и в душе у меня чувство глубокого покоя и счастья, такого чувства я еще никогда в жизни не испытывал.

— Там впереди уже видна Ницца, — сказал Клод Трабо.

Из конторы Лакросса я поехал к себе в отель и составил шифрованную телеграмму Бранденбургу. В ней я сообщал обо всем, что здесь произошло. Телеграмма получилась очень длинная. Я просил указаний, как мне быть, если скандал замнут и Килвуда выгородят. Потом я поехал в Порт-Канто. Остальные уже ждали меня, стоя на палубе. Но сходни еще не были убраны. Я уже занес ногу на доски, когда услышал предостерегающий выкрик Анжелы:

— Сними туфли!

Я снял босоножки и появился на палубе, где Нафтали приветствовал меня радостным лаем, а Трабо показал мне свою яхту, пока мы отчаливали и выходили из гавани. На яхте было два двигателя производства «Дженерал Моторс» мощностью в 283 л.с. каждый, и один дизель для питания бортовой сети. Длина яхты составляла восемнадцать метров, ширина — пять; при сорока пяти тоннах водоизмещения она развивала скорость до восемнадцати узлов в час. С кормы узкая лестница вела к верхним кабинам: справа находилась каюта капитана с огромным окном впереди, слева — радар. Отсюда вниз спускалась еще одна лестница, ведшая в салон. Стены его были обшиты панелями темного дерева, а мебель того же тона была обита голубым шелком и сверкала до блеска начищенной медью. Двумя ступеньками ниже были расположены две каюты для гостей. В них койки располагались в два этажа, но каждая имела душевую. Я переоделся в одной из гостевых кают. Анжела заняла вторую. Напротив кают была расположена кухня с электрической плитой. Ближе к носу яхты находились каюты капитана и боцмана. На другом конце яхты, под кормой со столом и лавками, располагалась большая каюта с двуспальной кроватью, книжными полками, встроенными шкафами и внутренним телефоном. Здесь спали супруги Трабо, если отправлялись в дальнюю поездку. На яхте пахло парусиной и дегтем. Трабо явно очень гордился своей яхтой. Я бы тоже не удержался…

Яхта описала крутую петлю, похожую на круг, и направилась к пляжу в Ницце. Прямо у моих ног я заметил какой-то четырехугольный ящик. Трабо объяснил мне, что это «спасательный остров». Если бросить ящик в воду, он превращается в надувную лодку на двенадцать человек. В лодке имеются запас пищи и питьевой воды, а также ракетницы, передатчик сигналов бедствия и люминесцентная краска. Свечение воды облегчает авиации поиск лодки в море. Слева у входа в капитанскую каюту висел белый спасательный круг. На нем голубыми буквами было написано: «Шалимар». Полы на яхте тоже были белые. С кормы лестница вела на крышу капитанской каюты. Там можно было загорать нагишом.

Потом пляж приблизился настолько, что я увидел не только множество яхт на воде, но и людей на берегу. Увидел я и оба отвратительных гигантских улья — таких я еще нигде не видел: чудовищно уродливые небоскребы, широкие внизу и сужающиеся кверху, серые, мрачные, в которых, тем не менее, жили многие тысячи людей. Я не мог сосчитать ни этажи, ни, тем более, окна. Все это было похоже на двойную вавилонскую башню.

— Как вам это нравится? — спросил меня Трабо.

Я сказал правду.

Паскаль рассмеялась.

— Чему вы смеетесь?

— Тому, что Клод вложил много денег в эти громадины, — сказала она.

— Я тоже нахожу их ужасными, — сказал Трабо. — Надо будет попытаться продать свою долю с выгодой. А это трудно. На всем побережье начался строительный бум. Если собираетесь вложить куда-нибудь деньги, займитесь строительством здесь. Нет лучшего места для инвестиций…

— Да я… — начал я и услышал смех Анжелы.

— Извините, — сказал Трабо. — Вечно я о делах да о делах.

— Что вы, что вы; Роберт у нас большой богач, — заявила Анжела. — Вы же знаете, какую кучу денег он выиграл вчера в казино.

А ты не знаешь, что я сделал с этими деньгами и что лежит сейчас в моей сумке в каюте, подумал я.

И вдруг Трабо произнес: