Ответный удар

Ивашутин и Романов обговорили ещё кучу мелких деталей и варианты подстраховки, не особо стесняясь меня. После нескольких часов тяжелых переговоров и согласований, мы все были вымотаны. Григорий Васильевич лично проводил нас до машины. Когда мы с ним прощались, я заметил, что Артём с кем-то несколько минут разговаривал по «Алтаю». Как потом оказалось, выполнял поручение Ивашутина и давал Сергею Ивановичу и бойцам ГРУ последние инструкции.

«Кстати, там о полковнике хоть позаботятся? Если умрет, много вони будет», — возникла неожиданная мысль, и я спросил у капитана:

— Сергей Иванович, а если этот комитетчик загнется? Андропов пока еще в силе, может всю ситуацию перевернуть или нас крайними сделать.

— Навряд ли, — усмехнулся ГРУшник. — Товарищ генерал лично перезвонил в часть. Там уже военных хирургов из ближайшего госпиталя срочно вызывают. А Соломатин так проинструктирован, что его бойцы начнут стрелять в любого, кто попробует, даже не отобрать пленных, а приблизиться слишком близко. Петр Иванович дал ему однозначный приказ доставить их в часть, охранять и никого не подпускать, предупредил, что эти кадры совершили нападение на начальника ГРУ, и капитан теперь за них головой и погонами отвечает, поскольку дело государственной важности. Только Устинов и Огарков смогут что-то сделать. Всех остальных капитан будет зубами рвать при малейшем подозрении на попытку вызволить этих засранцев.

А потом Петр Иванович своих специалистов для допросов вызовет и сам в них поучаствует. Все будет хорошо, не переживай.

— Да я особо не переживаю. Так и думаю. Расколют комитетчиков. Только кроме полковника никто из них ничего не знает, скорее всего. Простые исполнители.

— Посмотрим, — улыбнулся краями губ Сергей Иванович.

— Кстати, товарищ капитан, хотел у вас один вопрос уточнить, — я замолк, вопросительно глядя на офицера.

— Спрашивай, — разрешил ГРУшник.

— Откуда на бойцах бронежилеты? Их же сейчас массово не выпускают? Сделали в конце пятидесятых около полутора тысячи штук моделей 6Б1 и отправили на склады. Лишь в случае войны планировались поставки в войска.

— Можно сказать благодаря тебе, — ухмыльнулся капитан. — Рассказы об Афганистане так впечатлили Петра Ивановича и твоего деда, что они сумели заинтересовать Ахромеева, а затем продвинуть вопрос в Генштабе. Убедили Огаркова, а потом уже все вместе Устинова, начать разработку улучшенных моделей, а затем серийное производство бронежилетов. Потому что, в случае какого-либо конфликта, каждый день без такой защиты — погубленные жизни бойцов. А ведь сразу ими пользоваться на полную катушку не получится. Надо притереться, научиться надевать, посмотреть, насколько комфортно в них будет бойцам.

Поэтому договорились раскидать имеющиеся модели по частям, и оснастить ими в первую очередь подразделения ГРУ, выполняющих задачи специального назначения. Командирам была поставлена задача, прогнать бойцов в бронежилетах, поработать с ними как следует, посмотреть, насколько они практичны и эффективны в полевых условиях. А заодно в ускоренном темпе приучить подразделения пользоваться такой защитой, и протестировать её и спецназовцев в разных ситуациях. Так что, они уже почти месяц с такой экипировкой кроссы бегают и боевые задачи отрабатывают.

— Это хорошо, — обрадовался я. — Если даже десятки жизней наших парней они спасут, будет здорово.

— Согласен, — одобрительно кивнул Сергей Иванович. — Иногда приходится жертвовать людьми. Служба у нас такая. Я сам бывал в подобных ситуациях. Один раз мы с кубинцами схлестнулись с южноафриканскими коммандос. Тогда выполняя приказ, мы прикрывали отход…Неважно кого. Думал, всё кирдык мне и ребятам пришел. Обошлось. Но…

Капитан на секунду замолк.

— Знаешь, я помню каждого нашего парня, погибшего в Анголе и Вьетнаме. Все ребята мне до сих пор снятся. А самое страшное, даже не то, когда пули над головой свистят, и снаряды рядом рвутся. Я наверно кощунство скажу, но… И к трупам с распотрошенными телами, без ног, рук и голов со временем привыкаешь. Сначала блевать тянет, руки ходуном ходят, плохо очень, а потом отупение какое-то наступает. Как будто это где-то там далеко происходит, не с тобой рядом. Так вот. Самое страшное, это когда приезжаешь к родителям погибшего офицера, приносишь деньги, документы, вещи сына, и смотришь им в глаза. Они стоят старенькие, морщинистые, замершие в своем горе. Качаются, поддерживают друг друга. Ты им что-то говоришь, но старики уже ничего не слышат. А на лицах такая боль, такое страдание, что у тебя душу рвет на части, хочется сквозь землю провалиться. Понимаешь, что это война, что ни в чем не виноват, парень сам выбрал профессию, и ты ничего поделать не мог, но чувствуешь себя….

Сергей Иванович шумно выдохнул и продолжил:

— Провалиться сквозь землю хочется. И думаешь: «Господи, за что? Лучше бы я погиб вместо него, чем стоять вот так перед стариками и видеть всё это»….