Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем

Подписывая очередную бумагу, я внимательно оглядывался по сторонам и периодически кидал осторожные взгляды в окно. За окном шел дождь, и никто больше. Ну, еще немного бурлило строительство поселка, напоминая известную картину «Война в Крыму, все в дыму». Планирование особо опасной операции было в самом разгаре, и пока все складывалось удачно. Поставив краткую резолюцию на последнюю заявку, я схватил с вешалки плащ (разумеется, неприметный) и осторожно выглянул в коридор. Никого! Аккуратно закрыв дверь и повесив красную табличку типа «меня нет, и не скоро буду», выскользнул на улицу. Под навесом прятался очередной хищник марки лошадь, на эту неделю его сдали мне в эксплуатацию. Или, скорее, меня ему! Но на этот раз я был готов! Подойдя ближе, я негромко, но убежденно заявил:

– Лошадь! Слушай меня внимательно и не фыркай! У меня на сапогах шпоры, и поэтому мы сейчас быстро, но аккуратно, повторяю, аккуратно, поедем туда, куда надо мне! А не как в прошлый раз! Ясно?

– И куда это мы собрались?

Ой! Фу-у-ух… это не лошадь говорила, это кэйджиби, которое никогда не спит. Вернее, всегда спит, но при этом все видит и все знает, то есть скромный «завхоз», он же дон Кобра.

– Куда-куда, – проворчал я, прикидывая, как без особого ущерба для репутации забраться на это средство передвижения. – Родной батальон надо навестить. По плану они на десятом километре, а там грунт тяжелый.

– Ты мне зубы не заговаривай, а лучше скажи, что это за резолюция «ИНХ», начертанная на заявке об арматуре.

– «НХ» – это даже ежу понятно, – ответил господин полковник, то есть я, свысока, уже из седла, – а «И» – идите, потому что заявка коллективная.

– Во-первых, не ежу, а дикобразу, а во-вторых, почему?

– Потому что давно решили, что металл идет на оружие и механизмы. Зарывать его в землю – это глупость. Приеду, лично расстреляю из рогатки того умника, что придумал железобетон под легкие домики. Кстати, можешь этому мафиози из Италии, замаскированному под архитектора, предложить политическое убежище. Его я буду методически уничтожать за камины.

– Хорошо, разберемся. Но зачем ты так быстро удираешь?

– Женишься, узнаешь. Все, меня уже нет! А тот обед, что сейчас принесут мои жены, будешь есть ты вместе со своей агентурой. Приятного аппетита!

Из-под навеса, скрывающегося в серой дымке дождя, раздался горестный вопль:

– Почему?

– И все ему знать надо, – продолжал ворчать я, управляя своей своенравной «тачкой», – а потому, что сегодня мои благоверные решили порадовать меня национальным блюдом «борщ». Сам, конечно, виноват, проболтался, только забыл сказать, что я его терпеть не могу. И вообще, зачем, дурак, спрашивал, как мясо в пельмени мололи… По умолчанию счел бы, что мясорубкой… Идиот.

После долгого гандикапа, или как он там еще называется, я наконец-то доюзал свое транспортное средство до места пребывания своего доблестного воинства. Все-таки предки знали толк в транспорте. Разве с автомобилем можно так душевно побеседовать по дороге? А тут бурная дисскурсия, если, конечно, не обращать внимания на несколько однообразные реплики, типа «Фр-р-р», собеседника. Главное, в тему, ну… почти.

Успел я вовремя, то есть на обед. Господа офицеры вкушали пищу за столом, в некотором отличии от рядовых, устроившихся вокруг отделенных котлов. Впрочем, данная дискриминация не мешала всем активно работать ложками. Мне тоже выделили миску с кашей, ложка, как у хорошего солдата, была своя. Лейтенант Браун отодвинул миску, обхватил своими ручищами кружку с кофе и негромко спросил:

– Господин майор, а повара сварить можно?

Прежде чем ответить, я проинспектировал содержимое ложки. Так, каша маисовая с мясом, мясо свежее, маис тоже.

– А зачем?

– Вторую неделю одно и то же. Никто не просит сарсуэлу или картофель с тмином, но даже кашу можно и по-другому приготовить.

Я поперхнулся и строго взмахнул ложкой:

– Разговоры о тмине будут преследоваться по всей строгости закона! А что такое – сарсуэла?

– Это наше испанское блюдо из даров моря, – ответил лейтенант Эмс-и-Сан-Пауло. – Очень просто готовится.

– Ясно, – отложив ложку, я повернулся к командирам. – Отвечаю сразу всем. Питание будет разнообразным, а вот поваров варить нельзя, есть тоже, они невкусные!

– Гони монету, Мануэль, ты проспорил, – Браун с улыбкой повернулся ко второму комроты.

– А о чем спорили?

Испанец, хмурясь, вытащил из кармана «китайскую» монету с прямоугольной дыркой по центру и отдал ирландцу, потом ответил:

– Этот, мягко говоря, очень умный человек, сказал, что поваров варить нельзя, потому что они правят миром.

– Кто-о-о? – мое изумление было совершенно искренним.

– Повара, – гордо ответил Браун, сохраняя серьезный вид. – И я могу это доказать.

– Ну-ка, интересно.

Отхлебнув кофе, лейтенант Браун начал торжественную речь:

– Внимание! Обратите свои взоры к тому, что сказал господин полковник! «Поваров нельзя варить». Во-о! А кто придумал такой закон?

– Повара, кто же еще, – недовольно проворчал кто-то из новеньких сержантов, не успел я их еще запомнить, дела штабные, чтоб их…

– Правильно! А все этому сразу подчинились.