Ответственность религии и науки в современном мире

Этот бунт завершился распадом классической культурной парадигмы, в которой наука играла значительную роль. Ей на смену явилось соперничество модернистских парадигм: индивидуалистической, утверждающей превосходство ценностей личной жизни над культурными ограничениями, и тоталитарной (отвлекаясь от политических и идеологических коннотаций тоталитаризма), в центре которой – принцип подчинения ценностных ориентаций индивида нормам и принципам «всеобщего коллектива». Соперничество, в котором наука участвовала уже не как самостоятельная культурная сила, а скорее как оружие борьбы, зашло в тупик: ни та, ни другая парадигмы не смогли предотвратить «ссыхание культуры» в цивилизацию, которая превращается в формальную шелуху, так легко спадающую с человека, как только ему случится хоть на время ускользнуть от контроля. Теперь перед европейской культурой маячит перспектива постмодерна, а это, как уже было сказано, перспектива посткультуры. И вопрос звучит вполне по-гамлетовски: быть европейской (а значит и мировой) культуре или не быть? Ответ не может быть только созерцательно-теоретическим. Отвечает действие или бездействие, духовное усилие либо отсутствие оного. Можно надеяться, что европейская культура не согласится с прогнозами О. Шпенглера и не примет свой «закат» как неизбежность старости и умирания.

Если так, то науке предстоит духовное преображение. Она должна вновь стать «призванием», а не только «профессией». Но призвание ученого – не словесный штамп, обозначающий способность к продуктивной профессиональной работе. Это ответ на призыв, исходящий от культуры. Преображение науки не может совершиться без усилия культуры, то есть без духовных усилий людей.

И отсюда следует, что культура ответственна перед наукой в той же мере, в какой наука ответственна перед культурой. По сути, речь идет об одной и той же ответственности – об осознании реальности кризиса и стремлении к его преодолению.

Григорий Гутнер

Идеал открытого общества и рецепция религиозного дискурса современной наукой

Традиционный образ науки предполагает свободу от всяких ценностей. Главная забота ученого – обеспечение достоверности знания. Познавательные процедуры безличностны и даже бессубъектны. Появление фигуры наблюдателя в квантовой механике ничего в этой ситуации не меняет. Наблюдатель – это всего лишь носитель познавательных функций. Его роль мало отличается от роли измерительного прибора. Считается, что подобная бессубъектность требуется для достижения научной истины. Последняя не должна быть затемнена никакими личными установками исследователя, не должна иметь и следа аксиологических и этических предпочтений. Все ценности и моральные нормы есть плод субъективного выбора. Они обременены случайными факторами, связанными с частными социальными, историческими, биографическими обстоятельствами. Между тем научная истина – общезначима. Ее содержание не зависит ни от каких субъективных обстоятельств.

Естественное возражение против описанного идеала состоит в том, что его невозможно реализовать. Наука создается людьми, которые едва ли смогут стать бескорыстными рыцарями познания. Если не сама научная методология, то выбор направлений исследований и характер постановки исследовательских задач всегда зависит от личных и корпоративных интересов, источников финансирования, вмешательства государства и пр. На это, однако, можно ответить, что образ науки, свободной от ценностей, тем не менее сохраняет актуальность в качестве идеала или, используя выражение Хабермаса, «осознанной утопии». Пусть он никогда не будет существовать в реальности, но его необходимо иметь в виду как образец, близость к которому характеризует качество научной деятельности.

Я постараюсь показать, что описанное выше представление о науке несостоятельно даже в качестве идеала. Само представление о научной истине делает подобный идеал невозможным, а стремление к нему – опасным. Я намерен показать также, что наука не может быть свободна от моральных норм и что осознание этого обстоятельства открывает специфическое поле для взаимодействия науки и религии.

Прежде всего, заметим, что само упоминание об истине не позволяет сохранить в чистоте идеал науки, свободной от ценностей. Если нас интересуют не только процедуры, но и люди, их осуществляющие, то мы должны признать, что истина и выступает в качестве ценности. И эта ценность – не единственная. Установка на достижение истины имплицирует целую систему ценностей и моральных норм, определяющих деятельность научного сообщества. Речь, заметим, будет при этом идти об идеальном научном сообществе, то есть о таком, которое действительно озабочено поиском истины, а не, скажем, достижением военного превосходства или получением прибыли.