ПРИШЕЛ ОЖГИБЕСОВ
Прошел день — фронтовичка не появлялась, и Ася совсем успокоилась. Утром, проводив маму на работу, Ася, не торопясь, возвращалась домой. Погода хорошая, дома никто не ждет — торопиться незачем. Она вспомнила, какое красивое платье купили ей перед войной, когда она перешла в четвертый класс. Такое, что даже старшеклассницы и те завидовали. Мама-то была модница, и дочку одевала всем на удивление. Теперь от этого платья остались одни ремки.
Пыльный смерчик прокатился вдоль улицы, метнулся под ноги и завертелся у самых ворот. Тут он свернулся клубочком и нырнул в молоденькую травку, что выбилась щетинкой вдоль забора.
Прищурившись от яркого света, Ася толкнула калитку. И увидела военного летчика. Он сидел на нижней ступеньке крыльца. Видно, сидит давно: шинель перекинута через перила, фуражку вертит на пальце, лицо задумчивое. Давно, видно, сидит, обжился.
Ася никогда не видела Ожгибесова, но сразу догадалась, что это он и что он пришел именно к ней. Зачем? Что ему здесь надо? Мало зла причинил, пришел добавить. Вот сейчас он получит.
С таким намерением она пошла прямо на него. Он поднялся, посторонился, пропустил ее. Отпирая дверь, она слышала за спиной его спокойное дыхание и поскрипывание новых сапог, когда он поднимался вслед за ней.
— Здравствуйте, Ася, — сказал он.
Ася распахнула дверь, обернулась на высоком пороге.
— Зачем вы пришли?
— Я пришел к вам и к Сене Емельянову. К Семену.
— Его нет, — отрезала Ася.
— Я подожду.
Но Ася стояла на пороге, неприступная и решительная.
— Его, понимаете вы, совсем нет. И никогда его для вас не будет.
Он нахмурился:
— Понимаю, хотя и не совсем: как это для меня никогда не будет?
— Вот так и не будет. И вам тут не надо ничего, и вы уходите насовсем.
— Уйти я не могу. Теперь уж я не имею права уйти. Такие у нас сложились дела.
С высокого порога она смотрела на Ожгибесова сверху вниз. Это сомнительное превосходство придавало ей силу и уверенность в правильности того, что она делает и говорит. Ася сейчас и не думала о том, как это она, девчонка, седьмой класс, смеет так разговаривать с человеком намного старше ее. Да, вот и смеет! Она видела не человека, а только то зло, которое он принес, а зло не имеет ни возраста, ни заслуг, и недостойно почета… Девчонка? Ну и пусть. Но она не позволит ему переступить этот порог.
— Уходите лучше, — повторила Ася.
— Тогда надо все сказать вам, потому что вы одна знаете, где он. Это очень важно для Сени, то, что я узнал про Таисию Никитичну. Я только вчера узнал…
— Вы уже один раз рассказали, — вспыхнула Ася.
— Нет, не то совсем. Я ему всю настоящую правду хочу открыть.
— Да он все равно вам теперь не поверит. Что бы вы ни сказали — не поверит. Потому что не может быть она предательницей. Вот какую смертельную неправду вы придумали.
— Да, — покорно согласился Ожгибесов. — Это была неправда. И мы еще дознаемся, кто в этом виноват. Смертельная неправда. Она и для меня только случайно не сделалась смертельной. И я не уйду отсюда, пока вы не поймете меня. Не уйду.
Проговорив это, он снова бросил на перила свою шинель и уселся на самой верхней ступеньке.
Асю не тронули ни почтительность, с которой он смотрел на нее, ни его спокойствие и сдержанность. Его твердость — вот что поколебало ее, и, прищурив глаза, она спросила:
— В чем они все провинились перед вами?
— Они? Ни в чем. Это я перед ними виноват. Перед ней, а еще больше перед Сеней.
— Так вы что? Извиняться, что ли, пришли? — спросила Ася, чувствуя новый прилив негодования. — Этого только еще и недостает…
Ничего на это он не ответил и даже головы не повернул, и Ася поняла, что не за этим он пришел и что сказала она глупость. Тогда она торопливо проговорила:
— Входите. Да, конечно, входите. — И сошла с высокого порога, давая ему дорогу.
«БРОСАЙ ЭТУ ВОЛЫНКУ!»
Почему-то за это время Сеня ни разу не вспомнил о первоисточнике всех своих бед, о летчике Ожгибесове. Не оттого ли, что все бредовые видения улетучиваются с первыми проблесками сознания? А Ожгибесов — бред. Сумрачный больничный коридор, летящие навстречу белые двери и обезумевший человек в сером халате. Бред.
Сеня только что поднялся по склону оврага, где у реки набирал песок, и сразу же увидел Ожгибесова. Летчик появился в чаще белеющих крестов и памятников неправдоподобный, как загробная тень, слоняющаяся среди могил. Ничем он не напоминал того, в сером халате, бесноватого, каким он запомнился Сене. И шел он не торопясь, как бы гуляя, ловко огибая могильные холмики.
Сеня уронил ведро, и оно покатилось прямо под ноги Ожгибесову. Остановив ведро носком начищенного сапога, он приветствовал Сеню:
— Здорово, служитель!
— Вот так, — сказал Сеня и почему-то торжествующе улыбнулся.
Он тут же сообразил, что и говорит и улыбается глупо, но ничем иным не мог защитить себя от неминуемого осуждения.
— Сенька, брось, — властно сказал Ожгибесов.
— А кто поднимет? — с прежней глупой улыбкой спросил Сеня.