– Не знаю, – с трудом произнесла Грейс, – пока не представляю, как буду жить дальше.
– Не волнуйся, ничего страшного. Предложение остается в силе. Я просто… подумала, что тебе нужна поддержка. А ты даже не знала, что старая подруга от тебя практически в двух шагах. Ты попала в очень трудную ситуацию. – Вита замолчала и только через какое-то время неловко добавила: – По-моему, я тебе говорила: я по-прежнему выписываю «Нью-Йорк таймс».
Грейс взглянула на Виту, ожидая порицания, даже неприкрытого злорадства. Но увидела только доброту.
И не знала, что на это ответить.
Как насчет: «Спасибо»?
– Спасибо, – проговорила Грейс.
– Нет, нет, благодарить меня не за что. Благодарить должна я – за то, что ты сидишь в моем кабинете. И я хочу, чтобы ты тут осталась. Не буквально, конечно. У тебя же есть и свои дела.
Грейс кивнула. Дела, конечно, были. Забрать Генри из школы, покормить его в Лейквилле лоснящейся от жира пиццей.
Встав, Грейс почему-то почувствовала жуткую неловкость.
– Ну, все было очень мило.
– Да помолчи лучше, – отрезала Вита, обходя стол. – На этот раз можно без предупреждений? Просто тебя обнять?
– Нет, – ответила Грейс. Ей хотелось рассмеяться. – Лучше все-таки сначала предупредить.
Глава двадцатая
Два недостающих пальца
Робертсон Шарп Третий предпочел встретиться не у себя в кабинете. Грейс не интересовало, какие у него на то были причины. Прибыл он с опозданием и, усевшись за столик, сразу же выложил суть проблемы.
– Хочу, чтобы вы знали, – резко и неприветливо начал он, – что руководству не доставляет радости тот факт, что мы тут беседуем.
Как будто объяснений больше не требовалось, он принялся изучать меню.
Меню было очень разнообразным. Шарп предложил для встречи заведение под названием «Серебряная звезда» на углу Шестьдесят пятой улицы и Второй авеню – кофейню столь древнюю, что Грейс вспомнила, как когда-то поссорилась с бойфрендом за одним из столиков в противоположном конце зала. Вдоль стены тянулась длинная стойка, где можно было заказать крепкие, пусть и безнадежно старомодные напитки (вроде виски с содовой и льдом или «буравчик» – коктейль из джина или водки с соком лайма), а прямо у входа красовался большой стеклянный шкаф с медленно вращающимися кексами, колоссальных размеров эклерами и наполеонами).
Грейс не сочла необходимым ответить, к тому же не хотела обострять отношения с Шарпом без крайней на то нужды. Он делал ей одолжение. Ей стоило бы ценить, что он вообще согласился увидеться с ней – с женой бывшего сотрудника, к тому же сотрудника уволенного! Так что она подавила желание хорошенько пнуть Шарпа ногой под столом.
Шарп был крупным мужчиной, длинноногим, хорошо одетым: при галстуке-бабочке и в рубашке в узкую коричневую и белую полоску, поверх которой красовался ослепительно-белый и тщательно отутюженный халат. Его имя – настоящее имя, а не прозвище, данное ему Джонатаном, – было вышито на нагрудном кармане, из которого выглядывали две авторучки и мобильный телефон. Затем, довольно дружеским тоном, словно его предыдущая реплика относилась к совсем другому случаю, Шарп спросил:
– Что будете?
– М-м, возможно, сэндвич с тунцом. А вы?
– Неплохо, я то же самое.
Он захлопнул затянутое в толстый пластик меню и небрежно бросил его на стол.
Затем они посмотрели друг на друга.
Робертсон Шарп, многие годы известный в ее доме под кличкой «Третьесортный», штатный врач-куратор Джонатана в первые четыре года его работы в Мемориале и заведующий педиатрическим отделением, казалось, моментально забыл, зачем сюда пришел. Потом вроде бы снова вспомнил.
– Меня просили не встречаться с вами.
– Да, – негромко ответила Грейс. – Вы уже говорили.
– Но я подумал, что если вы целенаправленно решили переговорить со мной лично, то вы, разумеется, имеете право выслушать мое мнение и все мои предположения. Очевидно, вы пребываете в сущем кошмаре и… – Он замолчал, как будто так и не смог подобрать подходящего слова.
– Спасибо, – ответила Грейс. – Ситуация непростая, но сейчас у нас все хорошо.
Грейс даже не соврала, поскольку имела в виду только себя и своих близких. К ее удивлению, хоть и приятному, Генри по-настоящему полюбил новую школу и обзавелся кругом друзей, где все страстно «фанатели» от японского аниме и киношедевров Тима Бёртона. Он по собственной инициативе обратился в местную бейсбольную лигу и теперь с нетерпением ждал возможности пройти конкурс на поступление в команду «Лейквилл Лайонз». Генри даже к холоду привык, хотя утром по пути в Нью-Йорк все же попросил взять из дома еще немного теплой одежды. Однако на дорогу до Манхэттена ушло больше времени, чем Грейс рассчитывала, так что пришлось оставить Генри у отца и Евы, а самой мчаться прямо сюда.
Появился официант, толстый грек, так и пышущий теплотой и радушием. Грейс в дополнение к сэндвичу заказала еще и чай, который тотчас принесли – с пакетиком в бумажном конвертике на краю блюдца.