Отыграть назад

Добродушный и безобидный Стю, разумеется, не помнил об этом разговоре. Он довольно улыбался и даже начал (несмотря на дождь и внезапность их встречи) рассказывать, как на странность легко проходит беременность. Никакой тошноты! Никакой слабости! Трейси, как и прежде, пробегала по утрам свои обязательные четыре километра, нарезая круги у бассейна, несмотря на предупреждения гинеколога и сложный случай, который ей представился на работе. Грейс пыталась припомнить, сколько же Трейси лет.

– А сколько Трейси лет? – спросила она. Вслух это прозвучало очень грубо. Грейс не хотела, чтобы так получилось, но, наверное, не смогла сдержаться.

– Сорок один, – все так же дружелюбно ответил Стю.

Грейс почувствовала, как ее охватывает негодование. Поменять свое решение, забеременеть в сорок один год и при этом оставаться такой беззаботной! Даже безответственной. Как можно заниматься бегом трусцой во время беременности, да еще и в таком возрасте? Она как будто бросает вызов судьбе. Зачем? Зачем поступать так безрассудно?

Но вслух Грейс произнесла совсем другое:

– Потрясающе. Какое это все-таки чудо!

– Я слышал, у тебя тоже есть чадо.

Грейс молча уставилась на него. Слова Стю так ее озадачили, что она не понимала, как на них реагировать, не говоря уж о том, что ему на это ответить.

– Трейси говорила, ты написала книгу. По-моему, об этом писали в «Дейли бист». Будто эту книгу очень ждут зимой, но не помню, когда именно. Что же это за произведение, роман?

«Нет, меня зовут не Трумен Капоте, и это не роман». Она чуть не произнесла это вслух, но потом передумала: зачем быть такой жестокой по отношению к нему?

– Вовсе нет, – улыбнулась Грейс. – Ничего особо умного. Просто книжка. Про то, что я узнала из своей практики и что, по моему мнению, может помочь тем, кто ищет свою пару.

– А, это что-то вроде «Правил»? Моя сестра несколько лет назад прочитала эту книгу.

– Ей помогло? – спросила Грейс с искренней заинтересованностью. Она знала, что не поможет. И все-таки, может, хоть кому-то?..

– Не-а. Я думаю, она не воспринимала ее всерьез. Не звони парню первая. Порви с ним отношения, если он не сделал тебе подарок в День святого Валентина. Я сказал ей, что многие парни вообще не знают, когда этот день празднуется. Мой отец никогда ничего не дарил матери в День святого Валентина, а они были женаты лет тридцать.

Грейс кивнула. Неподвижно стоя под дождем, она уже успела замерзнуть.

– А если серьезно, это здорово, что ты написала книгу. Обязательно куплю ее, когда появится в магазинах. Это будет первое, что я прочитаю, кроме статей в медицинских журналах, со времен… Ну, наверное, моей учебы в колледже.

– Не может быть! – отважно выпалила Грейс, не имея в виду ничего плохого.

Стю был умным и чутким человеком, как раз таким доктором, которого вы хотели бы видеть рядом со своим больным ребенком. Они с Джонатаном подменяли друг друга на работе уже в течение восьми лет, не меньше. И Джонатан, надо сказать, никогда не критиковал действия Стю. А это уже само по себе было замечательно, если принять во внимание всю сложность лечения таких специфических заболеваний и особенности поведения людей, окружающих больного раком ребенка.

О многих других своих коллегах Джонатан отзывался намного резче. Росс Уэйкастер, его непосредственный куратор, был чересчур осторожен, недостаточно эмоционален и начисто лишен креативного мышления. Он был попросту неспособен объяснить родителям больного ребенка простым и понятным языком, что же происходит с их малышом. Джонатан часто видел в коридорах больницы обезумевших от горя родителей, безутешно рыдающих и совершенно отчаявшихся после беседы с Россом. А это было недопустимо. Была еще одна коллега, которая потом уехала, кажется, в Санта-Фе или Седону, по имени то ли Рона, то ли Рена. Она занималась так называемыми «параллельными лечебными методиками». Этой пустышке с самого начала было противопоказано становиться врачом. Зачем вообще посещать медицинскую школу, если потом ты будешь только размахивать благовонными палочками и читать заклинания друидов? Или медсестры, которые иногда делали вид, будто не слышат его, когда он достаточно вежливо обращался к ним с какой-нибудь просьбой, поскольку были слишком заняты вечной борьбой за власть между врачами и младшим медперсоналом. Или взять, к примеру, отношение к его званию «Лучший доктор» по версии журнала «Нью-Йорк». Его не смогли оценить по достоинству, хотя сам факт признания, разумеется, притягивал внимание и поднимал репутацию и престиж всего медицинского центра. А еще был такой Робертсон Шарп Третий, – или Третьесортный – ограниченный, недальновидный администратор, не видящий ничего дальше собственного носа и ни на йоту не отходящий от правил во всех случаях жизни.