Отыщи меня

Слезы полились сами, а с ними изливалось наружу напряжение последних дней. Все время, пока я ехала на лодке, сосредоточенно вцепившись в руль, я опасалась оглянуться или посмотреть по сторонам, боялась увидеть чудовищ. Пески всегда пугали меня, с самого детства. Мне вдруг столь отчетливо вспомнилось все тщательно забытое с годами. Как я сперва побежала, повинуясь крику защитившего меня человека, потом запнулась о кого-то, упала. Чудовища очень быстро забирали свою добычу, утягивая в пески, и люди попросту исчезали. Как, упав, поползла вперед, зажмурив глаза. Мне хотелось стать невидимкой, стать как то прозрачное марево, что висит над горячими песками, я хотела быть совершенно незаметной для чудовищ. Желание на грани бреда, потому что никаких четких мыслей в моей голове не было, только паника, ужас и ощущение нереальности происходящего.

И только спустя долгое время я осознала, что ползу по горячему песку, а кругом совсем тихо. Ветер легкий-легкий, шелестят песчинки. Очень сложно оказалось раскрыть глаза, а еще сложнее – оглянуться. Позади меня было пусто, а ветерок потихоньку заметал следы, забавляясь и перекатывая желтый песок. Чудовища тоже скрылись. Местами валялись сброшенные с плеч мешки, обрывки одежд, чей-то башмак. А еще настоящий кувшин, закупоренный пробкой, и пара фляжек с водой. Разумно рассуждая, мне следовало хоть попытаться взять что-то нужное с собой, пока и вещи не замело песками.

Я не смогла. Не смогла вернуться и пройти эти несколько шагов. На ноги и то оказалось почти невозможно подняться. Я вставала и падала несколько раз. А потом все же поднялась и пошла в том направлении, куда толкнул защитник. Шла и шла, не глядя вперед, только под ноги, и ни разу потом не оглянулась. Из этого перехода мне запомнился лишь песок, палящий зной и ночной холод, а еще то, что я не останавливалась, даже когда ноги переставлялись с трудом и шаркали по земле, точно у древней старухи. Остановиться было все равно что оглянуться и снова увидеть за спиной пустоту и беспорядочную свалку уже никому не нужных вещей. Глаза я не поднимала после того, как один раз решилась оглядеться и увидела мелькающие в отдалении силуэты чудовищ. Вероятно, они перебегали пустыню или рыли новые норы, не обращая никакого внимания на одинокого человека.

Заметить меня смогли только люди. Вероятно, те самые исследователи. Увидели издалека и изменили направление своего транспортного средства. Когда силой затянули на борт, я визжала и отбивалась, порывалась вырваться, чтобы снова пойти дальше. Мне что-то вкололи, и я уснула. Когда проснулась, снова увидела людей. Меня хотели накормить, твердили об обезвоживании, пытались расспрашивать, но в ответ получили очередную истерику и попытку сбежать. В следующий раз я пришла в себя уже на борту аэростата, доставившего меня в Кенигхэм. Там возле взлетной площадки меня встретила какая-то женщина. Я помню ее волосы с проседью, испещренное морщинами лицо и цепкий взгляд. Сухие губы жевали табак, им пахли и ухватившие меня за подбородок пальцы, а глаза осмотрели с ног до головы.

– Ну привет, – сказала она. – Добралась-таки?

Имя и фамилия, вышитые на крышке рюкзачка, повешенного матерью за спину, навели исследователей на мысль, что эта женщина могла быть мне родственницей. Пока меня лечили от горячки и бреда, попутно занимались поисками. Отыскали только ее. До сих пор не знаю, какая между нами была родственная связь. Вероятно, очень дальняя. Лишь однажды прозвучала в ее речи фраза: «Ты не слишком похожа на мать, никак в папашу уродилась? Из такого брака ничего путного выйти не могло. Сама нищенка и за нищего замуж пошла». Однако старуха все же взялась ответить на запрос, встретила меня и привела в свой дом. А потом таким же образом отвела к дверям приюта и там оставила. Больше я ее не видела.

С тех самых пор не помню, чтобы хоть кому-то было до меня дело, чтобы кого-то волновало, где я и что со мной. И сейчас настоящий ужас охватил от осознания, что эти странные люди, живущие в Альберге, зачем-то собирают поисковый отряд, а Арриен тен Лоран бросился следом, чтобы лично отыскать, и из-за меня провалился в ловушку.

– Ну все, все, Зоя, – его голос звучал абсолютно безмятежно в этой пугающей темноте, – успокойся.

Он обнимал меня, а рука гладила по волосам.

– Зачем вы за мной пошли? – оказывается, я тоже его обнимала, точнее, вцепилась в его шею, и ему сейчас, должно быть, было очень некомфортно дышать, но при этом он оставался настолько невозмутимым, что даже мои чувства стали потихоньку выравниваться, а ощущение защищенности приятно согревало душу.

– В пустынях люди не бросают своих. Когда есть хоть малая вероятность, что человек жив, его стараются вытащить. А иначе выживало бы еще меньше людей. Ну как, уже лучше?

Он скорее констатировал факт, чем спрашивал. Мне же хотелось и дальше его обнимать, даже темнота ловушки вдруг показалась удивительно уютной.

– А вы что, это чувствуете? – уточнила я.