— Входи, чего ты? — подтолкнул я ее к входу, а у самого сердце чуть не выскочило, и, не желая выдавать себя, я рывком открыл дверь, бодро воскликнул: — Гостей здесь встречают?
В комнате никого не было.
— Куда ты меня привел? — прошептала Эльза.
— Пока тайна…
— Я прошу тебя…
— Не догадываешься или делаешь вид?
— Почему ты так волнуешься? Ничего не понимаю…
Я смущенно отвернулся, тихо признался:
— Я привел тебя познакомить с… мамой.
Эльза вздрогнула, быстро-быстро заморгала, но справилась с волнением, попробовала даже пошутить:
— О-о! Это большое сдвижение в наших дипломатических отношениях. Твоя идея или мамы?
Меня так и подмывало сказать, что моя, но совесть не позволила.
— Общая, — неловко щурясь, сказал я.
— А мое согласие надо? — спросила Эльза.
Об этом я не подумал и, помявшись, неуверенно ответил:
— Не съедят же тебя…
— Как это говорят? И на том спасибо! — Она посерьезнела и, отвернувшись к окну, произнесла: — У меня был страх. Как вошли, подумала плохо. Что у друга какого-нибудь ключи взял. Молчи, я знаю, так делают. Это очень плохо. Когда молодой человек делает так, значит, нет уважения, любви. Я тебе не давала повод так думать? — Она прильнула ко мне. — Ты такой, каким хочу тебя видеть. Я люблю тебя…
Я обнял ее, прошептал:
— И я тебя люблю. Поэтому и боюсь. Боюсь потерять тебя.
Мы молчали. Она мягко высвободилась из моих объятий.
— У меня тоже есть тебе кое-что сказать… Даже не одно, — она усмехнулась. — Целых два сюрприз. Тебе надо сесть, чтоб иметь опор, — ткнула она пальцем в кресло.
— И чем ты, интересно, хочешь меня огорошить?
Эльза, вдруг испугавшись, стала оттягивать объяснение:
— Огорошить? Огород — знаю. А что такое огорошить?
— Вроде как стукнуть по голове…
— Нет. Стукнуть не буду, — сказала она серьезно. — Сядешь, тогда скажу свой сюрприз. Так — нет. — И когда я, снисходительно улыбаясь, послушно уселся, она удовлетворенно протянула: — Та-ак, опора есть.
— Сюрприз! — потребовал я.
Эльза глубоко вздохнула и сообщила:
— Мне надо срочно ехать домой. В Мюнхен.
— Куда?! — не поверил я своим ушам.
— Я не латышка, как ты думаешь, — заявила Эльза. — Я есть немка.
Точно пружина сработала подо мной, — я так и подскочил.
— Немка?! — и, схватив ее за плечи, стал трясти. — Скажи, что это неправда. Ты соврала, да? Это ложь?
Буря мыслей завихрила мою бедную голову. Немка! Немка!? Странное дело — я знал, что сказанное Эльзой — сущая правда, но вер во мне возроптало, не желало принимать истину. И, глялн в ошеломленные, растерянные глаза Эльзы, я с беспощадной настойчивостью повторял, что это дурная, глупая шутка… Но Эльза не спешила опровергнуть свое утверждение. Она беспомощно и виновато поежилась. И я понял: это крах… Злой рок продолжил свою жестокую игру со мной.
Я отпустил плечи Эльзы, и руки мои повисли, как подбитые крылья. Эльзу мое поведение весьма озадачило. Она не ожидала такой реакции и была смущена, не понимая, почему я так болезненно воспринял ее признание. Мне же предстояло тягостное и унизительное объяснение, от одной мысли о котором я заскрежетал зубами. Она протянула ко мне руку, но не посмела притронуться и извиняюще произнесла:
— А я… А я еще хотела второй сюрприз…
— Говори, — безучастно буркнул я, не ожидая больше ничего хорошего от этой жизни.
— Не имеет смысл… — отрицательно покачала головой Эльза.
— Что ты натворила, Эльза! Что ты натворила?!
— Олег! — теперь побледнела и она. — Олег! Ты что-то имеешь против… немцев?
Я молчал, тупо глядя в окно.
— Я два года живу в вашей стране, и никто не упрекнул меня, что я немка, — сказала она. — Мне уйти?
Я встрепенулся.
— Уходи… Нет! Я тебе все объясню. Я люблю тебя, Эльза… Но… моя мама… — я беспомощно развел руками.
В комнату, совсем некстати, вошла тетя Мария. Услышав за спиной шаги, я, боясь оглянуться, испуганно спросил:
— Мать?
— Ну, знакомь, — приказала тетя Мария.
Я хмуро протянул руку в сторону Эльзы:
— Это моя невеста, — и с вызовом заявил: — Моя любимая! Ясно?! А где мать?
— За горючим пошла. Очень уж желает угодить невестке. А ты что-то не в себе. Или мне показалось?
В этот момент на пороге показалась сияющая мать, поставила на стол сумку.
— Отчего так долго? — спросила ее Мария.
Но мать не слышала, все ее внимание было приковано к Эльзе.
— Симпатичная! Я их на улице встретила. Смотрю и не верю: рядом с моим-то — писанная красавица! Повернула я, пошла за ними, а они меня не замечают, друг другом любуются. Иду, а сама по сторонам смотрю — видят люди, какая она, или незрячими стали? Видят! Оглядываются на невестку мою, шеи сворачивают! — Присмотревшись к притихшей Эльзе, спросила меня: — Ты случайно не обидел ее? — и обняла Эльзу: — Ничего, теперь сообща будем воспитывать его.
Я нагнулся к уху Эльзы, прошептал:
— Мне что-то надо тебе сказать, — и нерешительно произнес: — Мы пойдем, мама.
— Как это пойдем? Готово ведь уже все, — возразила она и, выкладывая покупки, обернулась к Марии. — Армянского не было. — Ее восторженные глаза вновь замерли на Эльзе. — Я на радостях вот шампанское купила! Садитесь за стол.
— Нельзя нам, опаздываем, — умоляюще посмотрел я на мать.