Отзвук

Когда после концерта к нам подошел невысокий, ладно скроенный, спортивного вида мужчина лет тридцати-тридцати пяти, похожий на итальянца и внешностью, и легким костюмом, и обратился ко мне по-осетински, тут меня было не удержать. Ведь по возвращении в Хохкау мне придется ответить не на один десяток вопросов.

Он был симпатичен, этот итальянский осетин, задумчиво и оценивающе смотревший на нас большими, черными, как графит, глазами, в которых то и дело вспыхивали озорные искорки. Простенькая одежда не могла ввести нас в заблуждение, его речь и спокойные, уверенные манеры, цепкий, умный взгляд выдавали в нем преуспевающего синьора из солидного делового мира, закаленного в разного рода переделках и знающего цену людям. Видя мою дотошность, он развел руками, усмехнулся:

— Если б я не видел тебя на сцене, сомневался бы, что ты танцор…

Свою колкость он произнес с улыбкой и, подняв пышные, отливающие синевой брови, с интересом ждал, как я отреагирую.

— А мы задаем вопросы не для того, чтоб завести, как это у вас принято, досье на человека, — дерзко ответил я ему, старшему по возрасту.

Он засмеялся, довольный, как мне показалось, моим ответом, и дружески подмигнул мне.

— Это везде делается, — добродушно заявил он. — Я весь мир объездил, знаю.

— Да Олег всегда такой дотошный, — заметил Алан. — Чтоб было, что записать в дневник гастролей…

— Правда? — спросил осетин. — Ты ведешь дневник?

— Какой там дневник! Он пошутил. Просто мне интересно узнать, почему вы оказались здесь, как вы живете, не тянет ли на родину. Наконец, как вас зовут…

— Антонио, — представился он и тут же поправил: — Азарбек я. Ну, а что касается родины, то родился я здесь, хотя и мечтаю увидеть страну предков. Не беспокойтесь, мои родители не из тех несчастных, что оказались на чужбине в войну. Еще в тринадцатом году они отправились на заработки, да так и застряли здесь. И я вам не враг. Вот на концерт приехал… — Он слегка замялся: — Боялся увидеть примитивное представление и не взял с собой друзей. А вы!.. — он потряс кулаком, ну точь-в-точь, как это делают в Хохкау, — и откуда у него этот жест, если родился он в Италии и детство здесь провел?! — Молодцы! Теперь на ваш очередной концерт приеду с матерью, с женой, детьми и кучей друзей.

— Не хочется вас огорчать, но мы завершили гастроли в Италии, завтра отправляемся в ФРГ, — сообщил ему Алан.

— Жаль, — расстроился Антонио-Азарбек. — Как я теперь с матерью объяснюсь? Она не простит, что не взял ее на ваш концерт…

— Ничего, — успокоил я его. — Года через два опять приедем в Италию. Нас здесь так принимают, что импресарио уже заводит разговор о новых гастролях.

Я смотрел на Антонио и думал о том, что этот человек многого добился в этой жизни, и несладко, видимо, порой приходилось ему, не раз оказывался перед крахом из-за ушлых конкурентов, — ишь, какие морщины легли вокруг рта… И все-таки, похоже, он сохранил веру в себя, в людей, не озлобился и довольно оптимистично настроен. Шутит, смеется.

— Если ваша мама с тринадцатого года здесь, она, наверное, забыла и Осетию, и танцы, и песни наши… — предположил Алан.

— Так думаешь? — уставился на него Антонио и повернулся ко мне: — Мне кажется, ты бы хотел посмотреть, как мы живем. Я прав? А тебя отпустят со мной?

— Это решать министру, — кивнул Алан на Аслана Георгиевича. — Может и позволит. Почему бы нет?

Антонио недоверчиво покачал головой:

— Газеты пишут, что вас никуда не пускают без руководителя. В магазин, и то строем ходите…

Казбек хмыкнул, вытянулся солдатиком, затопал, энергично замахал руками:

— Вот так, да?

Ребята прыснули.

— Значит это неправда? — обрадовался Антонио-Азарбек. — Впрочем, я никогда особо не верил газетам. — И он с надеждой подмигнул мне: — Поехали, а? И мать, как увидит тебя, не станет дуться. А в твоем дневнике появится описание моего особняка, кабинета, гаража…

Аслан Георгиевич, познакомившись с Антонио, спросил:

— А разве вы не в Париже живете?

— После смерти отца мы с матерью переехали в Италию, здесь климат ей больше подходит. А в Париже остались два моих брата, — и, бросив красноречивый взгляд на меня, усмехнулся: — Все знаете: кто, где, когда…

— Знаем, — и глазом не моргнул министр. — Фамилия видная, да и отец ваш, насколько я знаю, рекламу себе умел делать…

— Да, да, отец в этом деле иногда перебирал, — поспешно согласился с ним Антонио. — Жизнь заставляла. Это кое-кому кажется, что бизнес сам по себе, политика сама по себе. Но здесь бизнеса не сделаешь, не тыча — при случае и без случая — всем в лицо, какой ты патриот своей страны, что лоялен к западному миру… Но уверяю вас, ни я, ни мои братья никогда плохо не отзывались о вашей стране. А я так на чемпионате мира болел за вашу футбольную команду, — и с интересом спросил: — А в Осетии играют в футбол?

— «Спартак» наш в первой лиге, — прихвастнул Алан. — Как-то мы даже выходили в высшую.

— Да?! — удивился Антонио. — А в сборной осетины есть?