Овация сенатору

— Что на тебя нашло? Последний раз, когда мы виделись два года назад, то провели чудесный вечер у куртизанки Цинтии и немало выпили вместе…

— Многое могло случиться за эти два года, Стаций. Для тебя время течёт быстро — среди книг, женщин, пиров. А я, напротив, провёл эти годы на войне, где не было ни заботливых служанок, ни рабов, всегда готовых услужить по первому знаку, а рядом были только покрытые шрамами воины, что рискуют жизнью на поле битвы, чтобы позволить таким, как ты, нежиться в безделье… Да, я же забыл: утончённый сенатор Стаций не любит войну!

Аврелий слушал его одновременно потрясённый и огорчённый. Уже не впервые Валерий упрекал его за отсутствие интереса к воинской славе, но прежде это всегда были безобидные шутки, какими обмениваются друзья, высмеивая взаимные недостатки.

— Nulla salus bello — в войне нет спасения[22], — ответил, наконец, сенатор. — Это верно, я ненавижу грубый натиск рукопашной схватки, который многие находят таким возбуждающим, особенно когда видят его со стороны. Отправь меня сражаться, и я выполню свой долг, как делал это в прошлом, но не требуй, чтобы мне это нравилось. Я люблю разные запахи, Валерий, но война пахнет кровью, потом и грязью. Война воняет смертью!

— И потому ты остаёшься в стороне, но всё же пользуешься её плодами! — с презрением бросил ему в лицо полководец.

Публию Аврелию стоило немалого труда сдержать гнев. Если бы кто-то другой обратился к нему с такими словами, он тотчас схватил бы его за горло, требуя удовлетворения за оскорбление. Но стоя перед старым другом, он промолчал, заставив умолкнуть свою гордость.

Марк Валерий между тем ещё не закончил.

— Римский легионер служит четыре года, иногда дольше. В Анатолии со мной были воины, которые воевали более двадцати лет, а некоторые сражались в Германии ещё под командованием моего отца. Вчера я встретил одного из них как раз здесь, в Риме, — центуриона Реция. Тебе что-нибудь говорит это имя? — спросил он, сурово глядя на патриция.

— Не припоминаю, — пришлось признаться Аврелию.

— А вот он, напротив, отлично помнит тебя! — ответил Валерий и сунул руку под тунику, туда, где каждый солдат держит наготове кинжал.

Сенатор в гневе ухватил её.

— Думаешь ударить, так на этот раз целься как следует. Не хотелось бы, чтобы тебе вновь попался какой-нибудь несчастный вроде Антония, — спокойно произнёс он, не отступая.

Марк Валерий в гневе стиснул губы.

— Вскоре ты получишь от меня известие, Стаций! — с угрозой процедил он, прежде чем удалиться.

Стоя на ступенях храма среди людей, толкавших его со всех сторон, Аврелий глубоко вздохнул.

«Мудрый человек не гневается, — повторил он про себя как настоящий эпикуреец, — мудрый человек всегда спокоен и отстранённо созерцает безумства, происходящие в мире».

Он не хотел терять спокойствия, не хотел вспоминать о Германии. Сейчас он поедет к Помпонии и посмотрит, что за сюрприз приготовили ему друзья.

— Ну наконец-то. А мы уж думали, что ты не придёшь! — как-то особенно радостно встретил его в вестибюле Сервилий.

В ожидании своего друга-гурмана хозяин решил продегустировать все три сорта вина — цецинское сетинское и убанское, — которые собирались подать к столу, так что настроение у него, и без того всегда весёлое, сделалось ещё лучше.

В этот момент к нему присоединилась Помпония в такой ярко-алой тунике из виссона, какую могла позволить себе только очень юная и стройная девушка.

— И где же сюрприз? — спросил сенатор, сгорая от любопытства.

— Идём, идём сюда! — подхватила его матрона и повела к накрытому столу в эзедре — беседке, заросшей розами.

Стол окружали три широких каменных триклиния со множеством мягких подушек, и на одном из них, сияя беззубой улыбкой, возлежала ужасная Домитилла с огромным, словно башня, париком, сделанным из волос варваров.

Аврелий облегчённо вздохнул: сюрпризы Пом-понии бывали непредсказуемы, и тот факт, что это оказалась всего лишь матрона Домитилла, немного успокоил его.

— Есть и ещё одна гостья! — прокудахтала подруга, искоса глядя на него.

Тут штора перистиля раздвинулась, и оттуда появилась…

— Боги бессмертные! — застонал сенатор, пока Валерия шла ему навстречу, глядя в пол и держась крайне сдержанно.

Аврелий расположился на триклинии, сделав вид, будто сюрприз удался, но вскоре забыл обо всём и решил получить удовольствие от пирушки.

Изысканные блюда и отличные вина сопровождались интереснейшими разговорами, в которых особенно блистала Помпония, легко переходя от политических новостей к сплетням, литературным отзывам и ехидным двусмысленностям, умело сдабривая всё это многочисленными намёками на любовные связи императрицы Мессалины.

Сенатор охотно поддерживал подругу, задавая нужные вопросы в нужное время или же дополняя её рассказы солёными шутками.

И всё же, если Сервилий и Домитилла были в восторге, этого нельзя было сказать о Валерии. Её краткие замечания звучали, словно капли холодной воды, падающие в пламя.