Овация сенатору

— В таком случае, хозяин, нужно отправить на Олимп какой-нибудь значительный дар за то, что так дёшево отделался.

— Двум богиням — Спее и Фортуне, — пошутил Аврелий.

— Послушай совета, мой господин, — помолись им подольше. Валерий Цепион окажется куда более твёрдым орешком, чем Паул Метроний. Кстати, пришли новости из Вероны. Германский раб, который, между прочим, стал вольноотпущенником, галопом мчится в столицу, так что мне не придётся ехать за ним, — с облегчением сообщил Кастор. Александриец всегда презирал верховую езду, и самое большее, на что был способен, это взгромоздиться на какую-нибудь спокойную ослицу, по возможности самую старую.

— Ладно, предупреди, когда он приедет. А теперь мне необходимо расслабиться. Ванна готова? — спросил патриций, направляясь в домашние термы.

Спустя некоторое время, чистый и посвежевший, он вышел из бассейна и огляделся в поисках своей прекрасной египетской массажистки.

— А где Нефер? — удивился он.

— В духовном уединении в храме Изиды, как всегда в это время года, — поморщился Парис, вернейший почитатель богов Рима, который с подозрением относился к новым культам и всячески старался поддерживать древние традиции предков, для чего даже искал совета у авгуров.

— Ради Геракла, кто же будет делать мне массаж? — недовольно проворчал Аврелий.

— Хочешь, позову Самсона, — предложил управляющий, имея в виду набатейского гиганта, пониженного до ранга носильщика из-за грубых манер.

— Да спасёт меня от него Афродита! Последний раз он едва не свернул мне предплечье!

— Можешь попробовать с Астерией, — посоветовал Парис.

— А кто это? — удивился Аврелий, гордившийся тем, что знает по именам всех сто с лишним рабов своего домуса.

— Цветочница что помоложе из тех двоих, которых ты велел недавно купить, мой господин.

— Посмотрим, сумеет ли, согласился патриций.

Несколько минут спустя крайне взволнованная Астерия вошла в зал с многоцветной мозаикой, желая во всем понравиться могущественному хозяину, которого боги соблаговолили послать ей.

Молодая девушка быстро освоила обычаи дома, заметил Аврелий, — на ней была красивая туника, волосы не собраны узлом на голове, словно старинная ракушка, а спускались до пояса длинной косой, скреплённой металлической заколкой с чеканкой. А кроме того, он припомнил, что у Астерии ещё и очень красивые ноги…

Сенатор лёг на спину, чтобы получше рассмотреть её.

— Начни с торса, — велел он.

Рабыня сжала губку, пропитанную ароматным оливковым маслом, нанесла несколько капель на плечи хозяина и растёрла их мягкими движениями пальцев.

Аврелий уже начал было получать удовольствие от этих нежных прикосновений, но когда Астерия наклонилась над ним, он вдруг резко вскочил с ложа, отбросив простыню, полотенца и набедренную повязку.

— Что это? — спросил он, указывая на крохотную золотую пчёлку, висевшую на цепочке на шее девушки.

Астерия в растерянности что-то залепетала, отступила и кинулась к дверям. Одним прыжком Аврелий догнал её и преградил дорогу.

— Где ты это взяла? — сердито спросил он.

— Не бей меня, хозяин, прошу тебя, не бей! — взмолилась рабыня, которая, видимо, пострадала когда-то от чьей-то тяжёлой руки.

— Скажи мне правду, и тебя никто не накажет, — успокоил её сенатор.

— Мне дала её мама и посоветовала никому не показывать. Но ведь теперь-то мы оказались в надёжном доме, и я подумала, что могу надеть. Святая Артемида, что я наделала! — заплакала Астерия.

— Одень меня и пришли сюда свою мать! — велел Аврелий, и девушка наклонилась за набедренной повязкой.

Вскоре Парис, как управляющий слугами, привёл Зенобию и представил её сенатору.

В отличие от дочери, женщина не казалась такой напуганной, и даже явное недовольство хозяина не омрачало той радости и восхищения, какие появились на её лице, когда она только вошла в домус на Виминальском холме. Спокойно поклонившись, она остановилась перед столом, за которым сидел Аврелий.

— Астерия ни в чём не виновата, хозяин. Эта подвеска моя, — сразу же призналась она.

— Где ты её украла? — сухо спросил сенатор.

Женщина слегка поколебалась, словно подыскивая слова.

— Знаешь, когда моя дочь прибежала ко мне в слезах, я придумала, как можно объяснить, откуда у меня эта подвеска. Но всё это была бы неправда…

— Неплохо для начала! — проворчал Аврелий.

— А чему ты удивляешься? Понятно же, что любая рабыня с лёгкостью солжёт, лишь бы избежать наказания. И всё же, хозяин, с тех пор, как живу в твоём доме, я ни разу не ввдела, чтобы ты сердился на слуг по пустякам или устраивал трагедию из-за какой-то недостачи, как поступают обычно состоятельные, облечённые властью люди. И ещё я подумала, что если тебе почему-то так важна эта драгоценность, то, должно быть, у тебя есть на то свои причины, и решила сказать тебе правду. Я нашла её на теле Антония Феликса, сразу после его убийства.

«Хозяин таверны говорил, что на труп слетелись насекомые, — рассуждал про себя патриций. — Возможно, крохотная золотая пчёлка была сделана так искусно, что её вполне можно было принять за настоящую?»