Овация сенатору

Полководец не сдержал радостного возгласа и совершенно неожиданно обнял патриция, словно их дружба никогда и не нарушалась.

— Gratulor tibi! Поздравляю! Я буду приветствовать тебя на трибуне, — пообещал Аврелий.

Овация — высшая почесть, какой удостаивали римских воинов с тех пор, как триумф стал привилегией Цезарей. После такого признания Валерий мог считать себя в безопасности — отныне даже мрачная история про отца-предателя не смогла бы омрачить его славу…

— Метроний жив? Не может быть! — твёрдо заявил Кастор.

— Я должен учитывать и эту версию, как бы невероятно она ни выглядела.

— Шла бы речь о каком-нибудь греке, я ещё поверил бы. Мы привыкли жить там и тут под разными именами, потому что самое главное — иметь туго набитый кошелёк! А римлянин, напротив, слишком много значения придаёт своей гравитас[73], чтобы прятаться в тени.

— И всё же консул в полной мере отвечает всем требованиям к тому, чтобы оказаться виновным. Он был двоюродным братом и другом Квинта Цепиона, очень удачно выжил при Сейяне, когда префект претория получил уйму денег за исключение некоторых богатеев из чёрных списков… Оказавшись после смерти Цепиона владельцем золота, Метроний вполне мог уступить его в обмен на жизнь, — рассуждал Аврелий.

— Но кто же в таком случае шантажирует Валерия? — спросил александриец. — Я узнал, что недавно он забрал два больших вклада у своего банкира… Прочитать, что написано на кожаных шнурках, как я понимаю, так и не удалось.

— Это было лишь предположение. Остиллий ручался, что видел Марка Валерия в то утро.

— Его свидетельство недостаточно убедительно, мой господин. По словам бездельников на Форуме, старейшина Сената прибыл туда, когда рассмотрение дела было почти закончено.

— Странно, потому что он вручил консулу петицию «О падении нравов» намного раньше… — удивился патриций. — Теперь, когда вспоминаю об этом, мне кажется, что он тоже чудом спасся, когда Агриппину осудили на изгнание на остров Пандатария. Потом во время предполагаемого заговора он командовал приграничным легионом, как и Цепион. Кроме того, он был клиентом Глафиры, знал Эбе…

— Что же, добавь и его в список подозреваемых, хозяин. Теперь в нём уже весь Рим. Для полноты картины недостаёт только императора! — с сарказмом произнёс Кастор.

— Интересно, что не так в моих рассуждениях? — рассердился Аврелий.

— Ты столько всего насочинял: таинственное сокровище, оживший Метроний, шантажист… Если добавишь сюда жадного сутенёра и похищенную девушку, нашедшую богатых родителей в тот самый момент, когда её продают в дом терпимости, то останется лишь придумать себе какой-нибудь греческий псевдоним, чтобы стать успешным комедиографом! — посмеялся над ним вольноотпущенник.

— Ну, может быть, я несколько преувеличил… — неохотно признал патриций.

— У тебя какие-то странные гипотезы, мой господин, особенно если учесть, что существует куда более простое решение.

— Какое? — поинтересовался Аврелий, уже предвидя ответ.

— Метроний, который присвоил в своё время золото, убил Антония, договорившись со своей прелестной супругой, чтобы она отвлекала одного моего хорошего знакомого — любителя совать нос в чужие дела. Впоследствии, однако, их интересы стали расходиться, и Кореллия решила, что проще поджечь дом Глафиры, чем гоняться за двумя зайцами. Пожар освободил её и от неудобного мужа, и от улик, из-за которых она могла утратить общественное положение и состояние.

И не забывай также, что имущество предателей не достаётся наследникам, а отходит в пользу государства!

Аврелий проворчал что-то невнятное, тщетно пытаясь придумать резкий ответ безупречным рассуждениям грека.

— А если Германия тут ни при чём, мой господин? Если Антоний был убит совсем по другой причине. Мы же знаем, что Валерия была неравнодушна к нему…

— Мы знаем также, что у них не могло быть интимных отношений, — уточнил сенатор.

— Вот именно! Мы рассуждаем тут о каких-то интригах, которым якобы суждено изменить ход истории, а вполне возможно, что несчастный Феликс пал жертвой рассерженной женщины! Валерия, конечно же, легко может выдать себя за мужчину…

— А кроме того, остаётся ещё Токул. Почему бы не попробовать с ним трюк с кожаными шнурками? Будь наготове, Кастор. История, которую я повторяю, рано или поздно дойдёт до ушей нужного человека! — весело закончил сенатор и отпустил грека, прежде чем тот успел возразить.

XXVII ЗА СЕМЬ ДНЕЙ ДО ИЮЛЬСКИХ ИД

Токула не было дома — он ушёл куда-то по делам, и Публий Аврелий Стаций, досадуя, что пришёл напрасно, решил воспользоваться случаем и зайти в мастерскую, чтобы посмотреть, как продвигается работа над его заказом.

Толковый мастер-ювелир показал ему ценнейшую вазу, которая будет представлена на празднике благодарения богам, если сенатор найдёт убийцу… Или во время поминальной трапезы, если убийца найдёт сенатора.

Он начал было лекцию о том, что собой представляет двуглавая амфора, как вдруг прервал объяснение раздражённым возгласом:

— Мелос, забери сейчас же своего кота, он беспокоит клиента!