Овечья шкура

Стеценко со снисходительной улыбкой слушал наш занимательный диалог. Сыночек мой, естественно, в некотором роде работал на публику. Если бы мы с ним наедине препирались, он бы так не фонтанировал. Чувствуя безмолвную поддержку, которую мужчины, вероятно на гормональном уровне, помимо своей воли оказывают друг другу, Гошка в конце концов с обескураживающей простотой заявил мне:

— Получается, что я самый плохой ребенок в мире. Хорошо еще, что я легкомысленный такой: ты говоришь, а мне все равно. А был бы я посерьезнее, давно бы уже самоубился, наверное…

Я развела руками, не зная, как реагировать на такое признание, и позорно бежала с поля боя в ванную, остро завидуя тем, у кого дочери. Краем уха я слышала, как Гошка с Александром о чем-то болтали, причем ребенок был гораздо более оживлен, чем во время беседы со мной. Как только я появилась на кухне, он тихо прошмыгнул мимо меня и скрылся в своей комнате; я понадеялась, что он там стал учить уроки, а не хламить, грызть чипсы и готовиться к дебюту в подземном переходе.

— Что ты так расстраиваешься — нормальный, хороший ребенок, — попытался успокоить меня Сашка.

— Ну да, Хрюндик мой не самый страшный вариант, — признала я, — бывает хуже. Но мне-то хочется, чтобы он был лучшим.

— Да он и будет, перерастет свой переходный возраст и возьмется за ум.

— Возьмется, когда будет уже поздно, и средний балл аттестата будет ближе к нулю, чем к пятерке, — я запереживала с новой силой. Сашка обнял меня и стал утешать доступными ему средствами.

— Представляешь, у меня целых девять месяцев была девочка с бантиком, а теперь уже тринадцать лет, как мальчик, — пожаловалась я ему, намекая на семейную легенду о том, что я ждала девочку в аккурат до того самого момента, как акушерка показала рожденного мною мальчика. А у меня даже имени для мальчика заготовлено не было…

В разгар утешения мы услышали робкое поскребывание в дверь кухни. За дверью обнаружился ребенок, тихо интересующийся, дадут ли ему поесть в свете его недостаточных успехов в учебе и поведения, далекого от примерного. Я возрадовалась, что мой деточка проявил интерес к человеческой пище, не из пакета с чипсами, но в воспитательных целях сохраняла строгое выражение лица.

— Иди мой руки, — приказала я, и ребенок без звука поплелся в ванную, но тут же вернулся обратно с сообщением, что там перегорела лампочка.

— Возьми стремянку и вверни ее.

Не такое мой сын ожидал услышать, с надеждой переводя взор с меня на Стеценко, справедливо, с его точки зрения, полагая, что такое ответственное задание будет поручено взрослому мужчине. Но не тут-то было. Пауза была выдержана по всем правилам сценического искусства. Ребенку ничего не оставалось делать, как уточнить, где взять лампочку, и приступить к исполнению.

Через минуту, удивившись, что чадо не приходит за дополнительными инструкциями, я пошла проверить, как движется трудовой процесс. На моих глазах невозмутимый Гошка довернул лампочку до упора, водрузил на место плафон и, спрыгивая со стремянки, сказал мне:

— Видишь, какой я полезный? А ты еще девочку хотела…

Остаток вечера прошел в теплой дружественной обстановке, если не считать непродолжительного скандала с рукоприкладством, сопровождавшего процедуру отхода ребенка ко сну в то время, которое я считала оптимальным для неокрепшего организма, а сам неокрепший организм — чудовищной несправедливостью и надругательством.

Наконец страсти улеглись. Из комнаты сына стихли звуки “Нирваны”, ночную тишину за окном нарушали только припозднившиеся трамваи. Мы с Сашкой с нежностью смотрели друг на друга, вспоминая, сколько времени мы не были вместе, и откровенно сгорали от желания. Наконец Сашка заявил, что мы или цивилизованно ложимся в постель, или он набрасывается на меня прямо так, оперативно расстелил постель и отправился в ванную. А я упала на теплую простынку, успела подумать о том, какие штуки я сейчас проделаю с Сашкой, а какие — он со мной, и заснула в следующее мгновение, как провалилась. Первая ночь после помолвки прошла на удивление целомудренно.

* * *

С утра я отправилась в главк за пленками с записью девичьих рассказов про курортного маньяка. По дороге я настолько погрузилась в воспоминания, что чуть было не проехала нужную остановку. Сашка утром признался, что, завалившись в постель рядом со мной, он успел всего лишь припасть к моему нежному плечу, запечатлеть на нем поцелуй, и сразу заснул глубоким сном, даже не поняв, что я тоже уже сплю.

Огромный неразговорчивый Вадим уже ждал меня с кассетами в руках. Поинтересовавшись, где я буду эти пленки слушать, он кивнул на специально приготовленный для этой цели магнитофон. Я рассудила, что, во-первых, в родной конторе будут беспрестанно хлопать двери, звонить телефон, а Зоя с Лешкой соблазнять чаепитием, и решила послушать пленки здесь, в главке. Тем более, что Вадим, похоже, был непосредственным участником всех этих разговоров и, если что, мог подсветить мне ситуацию, что называется, не отходя от кассы.