Овечка в волчьей шкуре

Проявляя величайшую осторожность, я наблюдала, как там все ещё ведутся какие-то работы, ходят люди, что-то загружают в машины (что, отсюда не разглядеть). Теперь я знала, в каком районе нахожусь, но добраться до квартиры будет нелегко. Она на другом конце города, весьма сомнительно, что я смогу пройти незамеченной. Значит, следует ждать. Я вновь спустилась к ручью и устроилась в кустах, расстелив на земле пиджак. Вряд ли те, кто устроил ночное нападение, рыщут по соседству, близость милиции должна отбить у них к этому охоту. Я бы на их месте решила, что жертве положено уносить ноги, если уж ей улыбнулась удача и она осталась жива. Опять же, надумай они пошарить вокруг, давно бы меня сцапали… А кто сказал, что они пришли за мной? Стас помог мне покинуть дом (с чего бы такая забота?), очень может быть, люди, которые явились сюда, решили меня спасти. Еще одно — «с чего бы», то есть кому это взбредет в голову, если на сегодняшний день у меня ни единого друга в запасе, зато полно врагов. И в этом смысле поведение самого ненавистного из них, то есть Стаса, выглядело несколько странно. Вот если нападавшие мои друзья, тогда его желание, чтобы мы с ними не встретились, вполне естественно, а вот если враги… А если враги, то он просто не хотел, чтобы добыча досталась другому. Разумеется, добыча — это я, потому что кто-то убежден, что я знаю, где спрятаны сокровища. Огромные, сказочные… Что это с моей головой, черт возьми? Небо, сплетенные ветви деревьев в вышине плавно кружатся… Я явно переоценила свои возможности, когда замышляла побег, а может, в очередной раз тюкнулась своей многострадальной головой и там опять что-то замкнуло. «Лучше тебе уснуть», — посоветовала я самой себе и закрыла глаза, но уснуть не получалось. Взрыв прогремел через несколько минут после того, как мы со Стасом расстались. Успел ли он покинуть дом? Допустим, он надеялся успеть и надеялся, что это успею сделать я, и для этой цели даже прикрывал мой отход. Просто рыцарский поступок, а рыцарем он не был, он редкая сволочь, и это ещё мягко сказано, значит, вынуждая меня смыться и джентельменски прикрывая мой зад, он очень рассчитывал, что сокровища от него не уйдут, что мы непременно встретимся. Тогда надежда на то, что он воспарил к небесам вместе с домом, невелика, скорее всего у парня был вариант отхода. Если кто меня сейчас и ищет, так это в первую очередь Стас. Соратники погибли, и он единственный обладатель несметных сокровищ, при условии, что заполучит меня. Значит, надо дождаться темноты, достать доллары и уходить… Если я права и все так и есть, он будет ждать меня в моей квартире. Адрес ему известен, они звонили мне туда по телефону. Но исчезнуть из города, не имея ни копейки, да ещё в таком виде, я просто не смогу. Мне нужна одежда, мне нужно где-то отлежаться. Значит, придется рискнуть… А сейчас спать, до самой темноты, спать, чтобы прошла эта тошнота, чтобы деревья, а с ними весь мир вокруг заняли свои привычные места, а не кружились в сумасшедшем хороводе. Солнце исчезли за домами где-то за моей спиной, я зябко поежилась, меня знобило, а мир упорно не желал вставать на место. Чувствовала я себя даже хуже, чем днем. Точно пьяная, подошла к ручью, напилась, распластавшись на его берегу, и сунула лицо в холодную воду. Ничего не помогало, тошнота, а вместе с ней ощущение какой-то нереальности бытия не проходили, точно я наблюдала все это в кошмарном сне: медленно исчезающее за линией горизонта солнце (я видела его, хотя видеть не могла ничего, кроме кустов и деревьев вокруг, потому что лежала на дне оврага), я в мужском пиджаке с голыми, в ссадинах и порезах ногами, нелепо торчащими из-под этого самого пиджака, и смутное отражение лица в воде, чужого лица, конечно, чужого, не зря оно меня пугало, но мое настоящее лицо пугало меня ещё больше. Я пыталась и не могла сообразить, что для меня страшнее: быть той или этой женщиной? Той, что шла на смерть и несла её другим, или этой, жалкой, раздавленной жутким одиночеством, потому что не только люди, а я сама была чужой себе, непонятной и даже ненавистной?

— Кончай это дерьмо, — сказала я вслух. — Если ты выжила, это повод жить…

О господи, я свихнулась, что за чушь лезет в голову. Не голова, а кладезь глупости, может, поэтому она так трещит. «Голова треснула, не выдержав собственной глупости», — классная эпитафия на мою могилу, жаль, никто не придет её прочитать.