— Я напишу ему, — в голосе Нарциссы, пусть и заметно севшем, послышалась мягкость. — Мисс Грейнджер, я бы отдала вам весь Феликс Фелицис в мире, чтобы вы преуспели в своем деле. Но, к несчастью, мы израсходовали последний флакончик, чтобы выжить в битве.
— Мне помогает самая мощная сила в мире, — Гермиона решительно вскочила на ноги. — Справедливость. Всего доброго.
Она выскочила из столовой, и Нарцисса задумчиво посмотрела ей вслед.
— Помнится, Дамблдор говорил, что мощнейшая сила — это любовь, — медленно произнесла она.
— К справедливости, Цисси, — Люциус, сам того не ожидая, улыбнулся.
***
Драко проснулся от боли в затекших мышцах и застонал от досады. Впервые за все время пребывания здесь сон был не тревожным. Напротив, он был удивительно теплым. Ему снилось, будто он бредет по залитым весенним солнечным светом холмам, и — к его собственному удивлению — беседует с Грейнджер. Сути разговора, навеянного Морфеем, он не запомнил, однако улыбка и тепло во взгляде никак не выходили из головы. Драко посмотрел в окно, за которым не было ни холмов, ни теплого солнца. Лишь небо, затянутое тучами да бушующее море.
— Завтрак, — раздался из коридора голос надсмотрщика, и Драко подошел к решетке, чтобы забрать тарелку с почти несъедобным варевом.
— Что с руками? — спросил надсмотрщик, бросив короткий взгляд на костяшки пальцев, покрытые толстой коркой спекшейся крови.
— Разбил о стену, — безучастно бросил Драко.
— Баба? — фыркнул надсмотрщик. — Бывает. Очередная дрянь показала свою настоящую рожу. Знаешь, сколько такого я тут повидал? Не ты первый, не ты последний.
Драко уселся на койку и стал ковырять ложкой в тарелке. В чем-то этот хмурый тип был прав. Действительно, женщина, которую он боготворил, показала свое истинное лицо. Хотя чего он ожидал от нее, раз она по два раза в неделю предавала собственного мужа? Но и кое-кто еще показал свое лицо. Грейнджер, которую он презирал до зубовного скрежета, теперь отчаянно хотела ему помочь. Взгляд упал на ее послание. «Драко». Интересно, как бы это звучало? Он слышал, и не раз, как она произносит его фамилию: с отвращением, ненавистью, иногда — с глухой усталостью. Но то, как бы она произнесла его имя, оставалось загадкой. Точно не со страстью или придыханием, как любовница, и не с той нежностью, что неизменно слышалась в голосе матери. Нет. Определенно, Грейнджер произнесла бы его как-то особенно. Непохоже ни на кого. Она в принципе не была похожа на остальных, ни на чистокровных, ни на полукровок, ни на магглорожденных. Недаром она так выделялась в школе.
Глухой стук в окно отвлек его от мыслей и заставил повернуть голову. На карнизе сидел его старый добрый филин.
«Драко. Сегодня к нам приходила Гермиона Грейнджер, помнишь ее? Она так верит в твою непричастность к этому жуткому нападению, так старательно ищет настоящего преступника. Умоляю, помоги ей. Ответь на ее вопросы. Скажи правду, Драко, хотя бы ей, если мы с отцом не заслуживаем более ни твоего уважения, ни общения с тобой.
Мама».
Драко почувствовал, как глаза защипало. Матушка, его бедная матушка, пережившая столько грязи за последние годы, не заслуживала такого удара. Нет, конечно, она была достойна самой лучшей, мирной и спокойной жизни.
— Руки обмой, — раздался голос надсмотрщика, и на пол камеры с металлическим лязгом опустилась миска с водой. — Мне тут больные не нужны.
— А зелья нет? — спросил Драко опуская руки в ледяную воду. Руки тут же вспыхнули от боли.
— И медсестричку позвать, чтоб в теплую кроватку отвела, — надсмотрщик мерзко рассмеялся. — За это спасибо скажи.
— Спасибо, — бросил Драко ему вслед.
Через пять минут он выставил за решетку миску с коричневато-бурой водой.
Замерзший филин так и топтался на карнизе. Драко вздохнул и подтянул к себе пергамент.
«Дорогая матушка, я не хочу говорить Гермионе Грейнджер, где был в ту ночь. Это только мое дело. Пускай лучше меня считают преступником. Драко».
Филин улетел с его письмом, Драко же лег на койку и попытался принять как можно более удобное положение. Не то, чтобы ему хотелось спать, но он надеялся, что Морфей снова подарит ему видение, в котором можно будет почувствовать хоть призрачное, но тепло.
Сосед слева снова завел тоскливую песню.
***
— Панси!
Гермиона ворвалась в аптеку Маллпепера, как вихрь, чем огорошила Паркинсон. Та насилу удержала в руках пробирку, в которую наливала какое-то зелье.
— Грейнджер? Чем обязана? — брезгливо поинтересовалась Паркинсон.
— Панси, это и тебя касается, — Гермиона уперла руки в боки. — Раз уж ни Люциус, ни Нарцисса ничего не знают, ты-то уж точно в курсе дела.
— При чем тут родители Драко?
— Да при том, что я не верю в причастность Драко к нападению на Министерство и хочу вытащить его из Азкабана.
Дзынь. Пробирка все же упала на пол и разбилась.
— Зачем тебе это? — удивленно протянула Паркинсон, заклинанием собирая с пола осколки.
— Потому что я слышала выступление Драко на суде. Я уверена, что его не было в ту ночь в Министерстве, что он кого-то прикрывает, и потому мне просто надо знать, где проклятый Драко Малфой был в ту ночь!