Читаем Овидий полностью

- Как что? – удивляется, - пирожки с горохом. Я их столько съел, когда мама умерла. Помню, меня целую неделю вся деревня подкармливала. И даже после, когда я сидел на могилке матери, кто-то мимо идёт, да и сунет что-нибудь вкусненькое. Я так целое лето пережил. А когда мой братик упал с дерева и умер – мне целый мешок сухофруктов подарили.

- Всё, хватит! - не выдерживаю я, - ты чего мрачный такой?

- Да где ж я мрачный? – улыбается улыбкой дурачка. Просто вы спросили – я сказал. Не спрашивали бы, не сказывал бы.

«Логично».

- А что-нибудь весёлое в твоей жизни случалось, кроме похорон?

- Ну, я ещё по трупам мародёрствовал! Правда потом вы все эти деньги в таверне на водку спустили, - его голос становится грустным, - но как спустили, так и выиграли назад, - снова улыбается он.

- Вот и поговорили, - снова идём в тишине. Хотя тема смерти в словах Малка действительно контрастирует с мрачностью этих болот. Он так весело и задорно рассказывает о смерти своих близких, будто это анекдот. Это я, наверное, такой весь ранимый. Услышу про смерть и представляю себе маленького мальчика на могилке матери и братика с пакетом сухофруктов. Но что поделать, если он другой жизни не видел и другой радости не знал.

- Было, - вдруг ни с того ни с сего говорит Малк. – Я видел одну девушку. Кожа белая-белая, волосы русые, а улыбка… и зачем она мне тогда улыбнулась. - Со всей дури лупит себя кулаком в грудь.

- Эй, ты что? – останавливаю я его.

- Да как вспомню её, так сразу в груди щемит. Никогда мне не быть рядом с ней, никогда.

- Ладно, тогда уж рассказывай о смерти и о пирожках с капустой, - пытаюсь сменить тему я.

- Я ради неё и стих написал, послушаете? - и, не дождавшись моего ответа, начинает:

Сияние очей, лоснящийся каскад волос,

точенный стан и звон речей, что мне милее всяких грёз.

Узрел я облик неземной, богиню дивной красоты,

чей нежный взгляд в душе разнес оковы мрачной тишины.

 - Ну как вам? Вы первый кому я прочитал это, первый кому открылся.

Честно говоря, я не хочу обидеть Малка. Но лучше я скажу ему правду, чем потом другие будут нос от него воротить. И главное, чтобы он не дай Бог не додумался читать свои стихи девушкам, а то так и помрёт девственником.

- Как вам? – с надеждой в голосе повторяет Малк.

- Понимаешь, как бы тебе помягче сказать, - подбираю слова. – Твои стихи говно. Ну, вот чистое говно. И лучше тебе это я скажу, чем ты услышишь со стороны. – Горжусь своей тактичностью. Сумел найти слова и поддержать друга. Как же ему повезло со мной.

Вижу, что Малк покраснел, но держится:

- Спасибо сэр Овидий за ваше мнение. Мне оно было очень нужно.

- Пожалуйста! И не пиши стихов больше. Поверь – это не твоё.

- Постараюсь, - выдавливает из себя дежурную улыбку Малк.

 Думаю, что поступил правильно: поддержал друга.

- Стой! – вдруг останавливаюсь я. Аккуратно раздвигаю листья и присматриваюсь. Прямо перед нами укреплённый частокол. Кто его построил в лесу? Мы поднимаемся на пригород и смотрим в низ.

Ящеры. Целая деревня ящеров. Хотя детей и женщин не видно. Похоже, что это не деревня, а военная база, опорный пункт, аванпост, или как в этом мире подобные места называются - застава.

- Назад, - тихо говорю я и вдруг замечаю рядом с собою двух воинов. Притаились, смотрят на меня, не реагируют. Я протягиваю руку к одному из них, и он медленно берётся за топор. Убираю руку, возвращает топор на ремень.

Внимательно их разглядываю – это не ящеры. Это волки, оборотни, собаки, ходящие на двух ногах. Морды вытянутые, шерсть серая, в ушах кольца, а глаза голубые как у хаски, в руках, точнее в лапах кинжалы и топоры.

- Эти вроде не нападают, - шепчу я Малку, - не будем связываться. – Хватаю его за руку и медленно пячусь назад. Людоволки переглядываются и исчезают в зарослях. Облегченно вздохнув, я отпускаю полурослика и стараясь не издавать лишних звуков, иду по периметру поселения. Только бы они нас не заметили.

 И вдруг играет рожок. Тревожно так играет:

            «Нас обнаружили», - резко понимаю я.

Вылетаю нескольких ящеров с копьями, похоже, они нас окружали. Назад. В меня летят стрелы. Скатываюсь по горочке и карабкаюсь на частокол. Где Малк – ума не приложу в таких ситуациях каждый сам за себя. Только бы его не убили. Над головой пролетает лезвие луновидного клинка. Едва уворачиваюсь, прям как Джекки Чан. Я только тем и занят, что уворачиваюсь. Выхватываю свой обрубок меча и в бой.

- Умри и разложись, - превращаю ящера в обтянутый шкурой скелет.

«Чёрт заклинание спутал. Теперь надо ману восстановить. Сейчас испытаю ножичек». Навстречу мне то ли я ящер, толи динозавр мелкий.

- Кровосток! – Кричу. Подпрыгиваю и всаживаю ему кинжал прямо в сердце через горло. Меня заливает его багряная кровь.

«Хоть не зелёная». Я чувствую, как по моим жилам потекла мана. Прямо целый фонтан маны. Смакуя каждое мгновение, я едва замечаю град стрел. Развернувшись на стовосемдесят градусов, я закрываюсь ящером как щитом. Дождавшись конца обстрела, я хватаю нашпигованного стрелами ящера и с разворота швыряю его в лучников. Утерев кинжал об штанину, я кидаюсь на врагов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Созвездие Нергала

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии