Овидий в изгнании

Он уже истощил эту лексическую рубрику, но по молчанию автора было видно, что тот не вполне удовлетворился унижением сантехника, и последний, сделав бесплодную паузу, вынужден был продолжать:

– Ведь, в сущности, мы ли напишем или не мы – все равно это опубликуется под вашим именем, которого репутация вам не может быть безразлична. К тому же, я знаю теперь по себе, какое это нестерпимое наслаждение – следить, как под твоим пером из путаницы лиц, залогов, торопливых переодеваний, веских причин и ложных положений, форм двойственного числа и перипетий семейной жизни близнецов, из всего этого клубящегося хаоса возникает массивное сцепление сверкающих волокон, из чьей глубины выносятся обоснованные притязания то на ту, то на другую литературную премию. Мы ведь, согласитесь, одна семья, и хотя «войны братьев тяжки», как сказал Гесиод, но и потребность во взаимных уступках куда сильней в семейственном кругу, нежели в случайно составившемся обществе. Забудем прошлое, – адресовался он к молчащей двери, – уставим общий лад! А я…

– Могу предложить свою вторую главу, – со сдержанным снисхождением вымолвил автор, приостановив третирование сантехника. – Ознакомьтесь, если не довелось. Если пойдет на ваши нужды, то милости просим самовывозом.

– Это где Амур и люстра, – пробормотал сантехник. – Нет, к сожалению, нам это не пойдет… там сюжетно не сойдется… у нас холодильник больше задействован…

– В таком случае ничем не могу помочь, – отозвался автор с нескрываемым торжеством. – А сейчас, извините, я вынужден завершить нашу беседу. Скоро должна появиться моя жена, мне надо к ее приходу прибраться.

– У вас нет жены, – машинально напомнил сантехник.

– Тем более надо навести порядок, – сказал автор. – Никогда не знаешь, когда она появится.

– Ну, раз так, – негромко сказал сантехник. – Всего хорошего.

– Подождите-ка, – остановил его автор и, слышно было, отбежал от двери. Под шепчущимися взглядами невидимо накопившихся соседей сантехник терпеливо ждал, про себя гадая, молоко ли это убежало у автора с плиты, поставленное к ожидаемому приходу жены, или в открывшуюся форточку влетела бестолковая птица, сухим трепетом по штукатурке сулящая тягостные невзгоды.

– Вот, возьмите, – рука из-за двери сунула ему листок. – Мне не надо уже, так что можете считать этот очерк своим. Со всеми вытекающими для вашей независимости льготами. Желаю успехов, а на этом прощайте.

– Отчего же прощайте, – сказал сантехник с фальшивой дружественностью. – Гора с горой не сходятся, а Магомет с Магометом…

– Очень надеюсь, это наше последнее личное свидание, – сказала рука. – Сделайте мне такое одолжение.

Дверь закрылась.

– Ну, на том и порешили, как сказал герцог Глостерский, – сквозь зубы произнес сантехник и пустился вниз по лестнице. На ступеньках он запнулся, с оживленьем досады пробормотал: «Вот черт, про укрепление вертикали забыл сказать» – и хотел было вернуться, но лицо его омрачилось, и он продолжил путь. Не доходя до своей квартиры, он позвонил в дверь Ивану Петровичу, от которого всего час как ушел, и сказал ему: «Иван Петрович, добрый вечер. Вот тут один местный писатель написал новую вещь, вам не надо для урока внеклассного чтения? Посмотрите». Иван Петрович принял листок, пробежал его глазами, поднял их, удивленные, на сантехника и вежливо сказал: «Нет, спасибо, я думаю, не надо… У меня в плане диспут “Есть ли в наши дни любовь с первого взгляда”, а тут не развита эта проблема… И образ родной природы четко не представлен. А кроме того, тут столько надо выписывать на доске… Меня люди не поймут. Оставьте, вам нужнее…»

Сантехник с авторским листом (к которому очень хочется применить определение carte blanche, несмотря на то, что он был плотно исписан) спустился домой и молча уселся на диване перед телевизором, с лицом, практически не несшим указаний на внутреннюю жизнь.

– Вась, что это у тебя? – кинулись к нему друзья, стараясь не замечать его выражения. – Это он тебе дал? Давай-ка посмотрим, вдруг наконец подойдет… Все-таки он заинтересован… Сань, ты говорил, у тебя с логическими ударениями… Встань под лампу, не порть смолоду глаза…

Саня старательно прочел:

АЛЫЕ ТКАНИ

Алые ткани хороши, когда их разворачивают перед нами, выхваливая достоинства, но если бы кто-то захотел обить ими комнату, едва ли он мог бы там долго вытерпеть. Раз уж человек выбирает себе жизнь торговца, ему приходится мириться с тем, что и еда, и общество не всегда будут соответствовать его вкусам. Хотя кажется, что человек, многое претерпевающий на чужбине ради того, чтоб благоденствовать по возвращении, дома у себя может устроить все, как ему нравится, но на деле оказывается, что из дальних странствий приносит он с собой привычку жить наспех. И что тогда скажешь о других, если сам не можешь отделаться от сиюминутных обстоятельств?