Овраги

Первый раз в жизни увидел Митя живого кулака. Кулак был не стар, не толст и без бороды. В одежде его, как и у многих крестьян того времени, перемешались город и деревня. Пиджак с карандашиком и фабричная сорочка с галстуком плохо сочетались с латаными валенками. Кулак строго глянул на пустую божницу, вытянулся на красный угол и перекрестился.

— Да вы верующий, Федот Федотович! — воскликнул Орловский. — Вот не ожидал!

— Все мы верующие, гражданин секретарь райкома, — мягко отвечал Чугуев. — Я верую, что бог есть, вы веруете, что его нету… Здравствуйте, кого не видел! Вы, если не ошибаюсь, гражданин Платонов! Удивляетесь, что признал?

Кулак протянул Роману Гавриловичу морщинистую руку. Платонов попробовал сдавить ее своим железным пожатием. Но на этот раз у него ничего не вышло. Рука у Чугуева была крепкая.

— Сам удивляюсь, — продолжал он спокойно. — У нас в Сядемке ровно телефон проведен. В одном конце говорят, в другом конце все слыхать. А это сынок? В масть. И глазки вертучие. Звать как?

— Дмитрий, — ответил Митя.

— Хорошо, Димитрий — означает земледелец. Тоже небось желает крестьянскую премудрость превзойти?

— Мы оба желаем, — ответил за него Роман Гаврилович. — Да не знаем, сколько лет на это потребуется.

— Э-э, сынок, да у тебя цыпки! Добудь медку и смазывай перед сном. Рука станет чистой, как у барышни… Теперь вернемся к вашему вопросу. Сколько надо лет, чтобы превзойти науку земледелия? Как кому. Мне, к примеру, понадобилось лет пятнадцать. А вот товарищ Орловский вроде быстрей освоил. А?

— Нас с товарищем Платоновым в данный момент интересует другое, — уклонился от ответа Орловский. — Вы, вроде человек артельный, общественный, в последнее время уединились, замкнулись. С чего бы?

— Живу, как все. Против артельного хозяйства никогда не возражал и не возражаю. Причина нашей бедности в разобщенности. Глядите сами. В Сядемке около ста дворов. Положим по корове на двор. Означает, что ходят за скотом у нас в Сядемке сто женщин. А поставь общий хлев, хватило бы десяти.

— Так отчего же вы не в колхозе?

— Не верю я в ваш колхоз.

— Почему?

— Да как вам сказать… Боюсь, Вавкин осерчает.

— Скажи, Христа ради! — взмолился Семен. — В ножки поклонюсь.

— Коли так, пожалуйста. Главное в любом хозяйстве — хозяин. Потому оно и называется хозяйство. Где хозяин в порядке, там и скот в порядке, и жена в порядке, и щи наваристые. А вы затеяли не щи, а переворот, небывалый и мужику непривычный. И если в головах такого хозяйства сядет какой-нибудь Вавкин, ничего не получится, а люди будут маяться и голодовать.

— Он не председатель, — поправил Орловский. — Он исполняющий обязанности. Председателя придется выбирать. Шевырдяева, видно, не дождаться.

— О Шевырдяеве не печалуйтесь, — попытался утешить секретаря райкома Чугуев. — Вавкин хоть тихий. Заберется на полати, и его не слыхать. А Шевырдяев, небось помните, как колхоз ставил. Произвел в активисты пьянчужек, батраков-лентяев да бродяг-шатунов, навроде Макуна; своих не хватило — из Хороводов приманил и натравил их на мужиков-интенсивников. Голытьба, известное дело, рада стараться. Зажиточного грабить и лестно, и прибыльно. Скотину растащили, подушки, фотографии с рамками снимали.

— Что было, Федот Федотыч, то быльем поросло, — прервал Орловский. — Перегибы мы в основном выправили. А вот ваши мысли по поводу руководства весьма полезны. Признаюсь, Федот Федотыч, приятно, забравшись в сельскую глушь, наткнуться на подкованного, разумного…

— Не обижайтесь, гражданин секретарь. Вы человек занятой, а у меня вар греется… Я так и не уразумел, по какой надобности меня затребовали.

— Ну что ж, — Орловский одарил собеседника обаятельной улыбкой. — Сообщим товарищу Чугуеву, зачем мы его пригласили? Мы пригласили вас для того, чтобы поведать приятную новость. Правление решило зачислить вас в колхоз.

— Меня? За что? — опешил Чугуев.

— Веселый вы человек, Федот Федотыч. Что значит — за что?

— За что такая милость?

— Давайте, товарищи, откроемся Федоту Федотычу, — тихонько, доверительно, словно предлагая взятку, заговорил Орловский. — Как известно, еще с прошлого года по вашему адресу распространяются всяческие слухи. Будто вас собираются лишать права голоса, будто вы совершали какие-то махинации в машинном товариществе и прочая чепуха. А именно сегодня, в разгар сплошной коллективизации, особенно важно иметь в деревне атмосферу доверия к нашим мероприятиям. Принимая вас в колхоз, мы пресекаем в корне слухи. От души поздравляем вас, дорогой Федот Федотыч, с званием колхозника, а колхоз с ценным пополнением, — секретарь райкома положил на середину стола бланк заявления. — Вам остается только поставить свою подпись.

— А если я не поставлю подписи? — спросил Федот Федотыч.

— Тогда не будет законного основания зачислить вас в члены колхоза, — печально объяснил Орловский.

— Так я не хочу в колхоз.

— Что значит — не хочу. Подписывай, сука! — прошипел Петр.

— Прекрати ругань! — Орловский грозно глянул на него.