Овсянки (сборник)

мы странствовали на велосипедах с сестренкой — через мало знакомые горы и поля — за которыми через трое суток велосипедного пути должна была появиться наша дача. мы старались держаться диких берегов рек — ведь так интересней. но на второй день мы до того измучились крутиться прибрежными болотами — что решили откатить от реки на асфальт на трассу — и немножко на ней отдохнуть — наверстать километры. карта у нас была какая-то слабая. судя по ней нам следовало доехать полями до села кокузы — а оттуда уже можно разглядеть вдалеке трассу — если высоко подпрыгнуть. мы снова крутились — обходили змеиные овраги — подступи к которым заросли пыреем. деревня кокузы должна была уже появиться — но ее все не было. жгло солнце. мы бросились на траву. мы были мучительно красные. сестренка вдобавок с разрезанной ногой со вчерашнего ночного купания. мы услышали шуршание шагов и подняли головы. среди пырейной дымчатой синевы стояла женщина. мы поздоровались и спросили как нам попасть в кокузы. а какой вам надо кокуз? — заговорила она с татарским сильным акцентом. мы сказали: а что их два? женщина кивнула и махнула рукой: там вот большой кокуз. а там маленький. понятно — наша карта еще хуже чем мы о ней думали. выяснилось что трасса проходила примерно в одинаковом расстоянии от обеих деревень. мы пошагали полем опять — и наконец увидели изгороди и крыши. и крошечные спины коров. на въезде в деревню — старая табличка — белой краской по рассохшейся доске: олы кγк кγз. большой синий глаз — значит. мы немножко оторопели — защелкали языками от удовольствия и въехали в деревню. я сказал сестре: наверно имеется в виду озеро. здесь побольше — в малых кокузах поменьше. в глубине улицы мелькнула спичечная голубая мечеть. мы шли и здоровались с медленными прохожими. они подолгу на нас смотрели. некоторые спрашивали откуда мы идем. некоторые улыбались и кланялись. в колонке мы набрали в бутылки воду. в общем все как всегда — если случается транзит сквозь деревню. выходящая из улицы дорога впадает в трассу — это нам подтвердили. главная и почти единственная улица больших кокузов по которой мы шли — сломалась в угол. и продолжилась за углом. самый центр деревни. вот и мечеть. мы ее приветствуем. по другую от нее руку — небольшой пустырь — небольшая площадь или поляна — там что-то вздрагивает и синеет. мы свернули на это синее. заросший как маленькое болотце — рогозом осоками бордовыми зонтиками-цветами — перед нами лежал огромный синий глаз. в длину метров пять. или если точнее — его можно было сравнить с комнатой в одиннадцать-двенадцать квадратных метров. глаз был желевидным — и синим-синим. зрачок тоже синий — только еще синей. в глазе бликовало солнце. мы никогда не видели такого красивого. дунул ветер — поднял пыль. и глаз моргнул. веком нежно-синего цвета. вокруг было мало движения. только лежали неподалеку козы — смотрели сонно. мальчишки с брызгалками-флаконами из-под шампуня краем глаза поливали друг дружку. да в молитвенной позе на корточках с глазом разговаривал старый дед в синей тюбетейке. и мы вот еще — стояли смотрели — ухватив велосипедные рули. вместо трассы мы поехали искать малые кокузы — кече кγк кγз — и быстро их нашли. его — то есть. мы увидели там примерно то же самое. только глаз был значительно меньше — как большой обеденный стол. только и остается что на татарский манер хлопнуть руками по бедрам и вскрикнуть: а ба-а!..

в донышко

мы виделись очень давно — мельком. но по служебной переписке в течение прошлого года друг в друга почти влюбились. ждали встречи на ‘февральских чтениях’. так называется университетская конференция в сыктывкаре. она мне до слез интересна и дорога. она — не конференция. теперь февраль. сыктывкар. мы сидим за столом — друг напротив друга. стол длинный. это банкет. да — так я ее задумал. в таком же свитере. только губы чуть не такие. мы молчим. иногда наклоняем головы к левым и правым соседям. выслушать что-то или шепнуть. смотрим друг на друга через донышки высоких стаканов. целуем друг друга сигаретным дымом. хоть и стараемся по диагонали в потолок. в стаканах — вино. оно белое. через белое лучше видно. ее поезд через два часа. мой автобус — утром.

фурункул и поролон

смешнее слов я не слышал. это — два самых смешных анекдота. два пароля — два стука в двери — которые распахнет перед вами смех. по-ро-лон. фу-рун-кул. можно помереть от хохота. я и сейчас обливаюсь весельем пока пишу — думаю и вижу. поролон нужно произносить как пишется. всех своих возлюбленных я просил говорить эти слова как можно чаще. они говорили — а я целовал и стаскивал с них юбки. смешнее всех говорила рита. поэтому и стала моей женой. конечно она не одна такая во всем остальном мире. что если китайскую девушку попросить сказать — француженку — или финку!.. девчонок говорящих высокими вологодскими голосами или южным таганрогским басом!.. рита лишь превзошла в то простое и решительное время своих немногочисленных предшественниц. но сокрушаться не будем. а скажем-ка лучше все вместе: по-ро-лон! сказали? а теперь: фу-рун-кул!