сегодня выходной — а виталий семенович — который тоже между прочим жрец и работает на мельнице — с самого утра как услышал про уехавшего за ботинками капитона — пришел на мельницу — переоделся в выбеленную мукой спецодежду — и мельницу запустил. такой грохот внутри стоит. виталий то выбежит на улицу — понюхает воздух. то обратно — слушать как машина тарахтит. бегал так бегал — потом песню красивую спел ‘авай’ — (‘мамочка’ значит) — потом шапку снял — (это шлем который строители зимой под касками носят) — трижды на коленях обошел мельницу — землю поцеловал — шлем поцеловал — мельницу в стену поцеловал тоже — и сказал со слезами в голосе: белая белая белая лебедь — белое солнышко — белая белая мельница-тарахтун — пусть моя семья долго вместе со мной смеется — а капитон из морков с новыми ботинками вернется. виталий без шлема стоит на земле. от мельницы хорошо всю шиньшу видно — сверху на нее льется прозрачный свет — шиньша сигналит ему субботним банным дымом.
любой дом в шиньше открывай — на улице бери любого — увидишь похожую несуразицу-ласку.
капитон в морках из автобуса как школьник спрыгнул. сам хромает — но быстро к рынку пошел. по рядам ходит — смотрит. с кем-то за руку здоровается. и думает неожиданно про себя: страшно это как — покупать ботинки. очень очень страшно. хорошо бы их долго носить — не пришлось бы в них лечь. по этому или по тому свету придется в них бегать? новая обувь — серьезнее не придумаешь. новые ботинки купить — как монету подкинуть. лучше бы не весна — лучше бы зимой приехал на рынок искать ботинки — и нашел вот какие мысли. но ведь ботинки весенние нужны. новые ботинки — сердце. это сердце капитона — в белой коробке где-то рядом лежит — на коробке наверно еще какая-нибудь дрянь написана… кугарня где-то близко — волочет за собой ходули — в них не походишь по рынку — но вот привстала все же — на капитона прикусив губу тревожно смотрит. капитон все медленнее медленнее идет.
что за мысли что за тревога? — удивляется капитон. — или это лишь в странные дни весны покупка ботинок приносит столько страданий? а радость-то тоже будет? но апрельское солнце моркинский рынок весь греет — и капитона который шапку с головы стянул — и стоит между рядов качаясь как водяной хвощ — смотрит по сторонам — пуговицу своего тулупа крутит — крутит крутит — она упала — оторвалась. капитон вдруг увидел — яснее ясного — как лежит в красном русском гробу в темно-синем своем костюме в зимней шапке-ушанке (как принято у марийцев) с пучком шиповника в кулаке — в этих новых не купленных еще ботинках. и капитон заплакал. в субботнее утро людей на рынке много — толкают капитона — и чтобы так не стоять — он отрывается и начинает по рядам плыть. капитон по рынку ходит и ревет — капитон-кугыза — старший жрец шиньши и всего моркинского района. плывет и плывет — на новые ботинки смотрит.
капитон потерялся — заблудился — не знает — но догадывается — что причиной всему особая эта тонкость — которая овладевает миром в некоторые утра и пополудни на границе марта-апреля. когда исчезает небо — и исчезнув всё проникает в голову — когда особенно сильно пружинит и тянет земля. не везде не всегда — ну в морках примерно тогда вот. капитон не знает еще что в шиньше творится. кто-то капитона берет за локоть. оглядывается — перед глазами все льется искрит — промаргивается: людмила. она его выше ростом. капитон-кугыза — говорит — что с вами? — помоги мне ботинки люда купить. — а вы какие ищете?
кугарня отвернулась — чтобы не слишком тревожиться за капитона с людой — чтоб не смотреть в упор. вышла — осторожно неся ходули. на выходе из рынка купила себе в палатке стакан растворимого кофе с ложечкой — и сосиску в тесте. она их здесь подождет.