а мишу с красивыми разделочными досками, ворохом нарядной одежды для себя и либуше, и в высокой новой овечьей шапке задержала румынская полиция в городе тимишоаре и посадила в ведро. миша просил себе пылесос, чтобы сделать уборку. просил шкаф и плечики — чтобы все аккуратно развесить. но ничего не получил. тогда миша исчез — а доски с одеждой оставил: им нельзя было исчезнуть вместе с ним. овечью шапку миша таки протащил — запрятал ее под рубашку и трусики. из-за этой шапки миша не смог сразу очутиться там где хотел (то есть рядом с либуше в гостинице в перемышле) — а свалился на улицу в румынский город фэгэраш — расположенный высоко в горах — в половине своего пути. рядом оказалась почта — и миша заплатив монету в пятьдесят лей с портретом короля александру куза сообщил либуше что едет — и либуше выехала его встречать в город рэдэуць на румынскую буковину — потому что город рэдэуць самый синий и ласковый.
ну как на волыни? — спросил миша, когда они обнялись. на волыни снег. — либуше вынула рыбные котлеты. у вас снег и у нас снег. — добавил миша. они сели возле дорожного указателя с надписью rădăuţi. либуше достала из внутреннего кармана бутылку некрепкой водки — а миша ее открыл. такой крупный снег бывает только на буковине. такой теплый и крупный. рэдэуць — лучший город на свете. — либуше сказала правду — а миша плеснул на землю немножечко из бутылки. от указателя означающего начало города до самого города было еще с полтора километра — и выходит что город рэдэуць либуше с мишей еще не видели. но они не пошли туда — чтобы не задохнуться от счастья. от счастья не стоит умирать. долго они так сидели. стало темнеть — и либуше с мишей решили поймать такси и доехать до границы двенадцать километров. такси-то они поймали — поехали — но-тут вдруг такой сильный снег пошел что все дороги засыпало мгновенно — а такси застряло. над тремя румынскими провинциями — молдовой, в которую входит и буковина, марамурешом и банатом — как раз в эти синие предновогодние дни просыпался огромный снег: поезда въезжали в снежные стены и высаживали пассажиров посреди гор и степей, автовокзалы отменяли все рейсы, радовались дети, кричали наряженные зимние девушки и их товарищи в тулупах и длинных цветных шарфах — из глубины снега отовсюду слышались хохот и скрипки и блеянье овец святого вэсиле — возгласы ‘че фатэ фрумоасэ!’ (какая красивая девушка!) и ‘че бэят фрумос!’ (какой красивый парень!) — всем было так празднично так тепло — снег согревал все деревни и города будто толстым-претолстым живым одеялом. да нет же нет! — не только над тремя провинциями! — это творилось по всей румынии — снег валил и в трансильвании и в кришане и в валахии, в которую входит добруджа. вместе с трансильванией в городке синайя засыпало летнюю резиденцию короля. а вместе с валахией засыпало и бухарест — со всеми его музеями, цыганами, урнами, церквями, трамваями, метро, речкой дымбовицей и проспектом победы (cala victoriei). глубоким вечером этого дня немного навеселе и до неузнаваемости облепленные снегом пыльный миша и либуше белункова подошли к поселку сирет — за которым две стеклянные будки два флага и лежащий поперек дороги столб — отделяющий румынскую буковину от украинской.
станем полностью синими? — предложил миша. станем. — кивнула либуше. и их стало не видно — ведь вокруг повсюду синяя земля и синий воздух. синие комнаты, города. и сердца живых — синие-синие. едем в город ивано-франковск через прут и чернэуць и роняем синие ресницы. либуше белункова с пыльным мишей тоже трясутся в таком же автобусе среди синего января, синих огромных сумок с синим мясом внутри. в киев — большой и синий — они не поехали. решили не ехать в синий могилев. в кишинев и калараш отправили синие подарки. всего не объехать. закончилась волынь — началось полесье. синего цвета меньше не стало. мозырь проехали и гродно. и не станет — даже когда приедем в вентспилс — на море латвии — и синее путешествие закончится. эта книга — самая таинственная.