Озабоченный

Вольную Люба получила часа в четыре утра, когда мы лежали в постели полностью выжатые, словно простыни, из прожарки вынутые. Я вдобавок скорбел о бесполезно уходящей энергии, которая стекала с меня в никуда, как вода со свечи – легко, не задерживаясь, не прилипая. Не видел, не слышал, не чувствовал, а ощущал каким-то неясным фоном, чисто на уровне интуиции. Наверняка есть способ удержать прорву силы, на меня обрушившуюся, бабка что-то болтала о накопителях…

- Через три часа мне вставать, - вздохнула учительница. – На работу надо, будь она неладна. А встану я уже беременной, чую. Самый срок…

- Спать, - бросил я, привстав и поймав её взгляд. – Когда я скажу «три» ты поработаешь своим волшебным пальчиком, средним. – Силы, подумал я, пока ещё полно, на заговор должно хватить, но кто его знает. Не хочется в унылый серый мир угодить даже на несколько минут, очень там неприятно, знаете ли.

Речитатив возникал чуть ли не сам собой, по ходу действия.

- Вода женская Любина, вода мужнина Петина, да не сблизятся, да не склеятся, не родят вовек древа общего; не запло́дится лоно Любино, не зацепится семя Петино, и да будет так до тех пор-времён пока лунный свет ночью воду пьёт… три! – произнёс, подождал Любиного оргазма, - совершенно, кстати, тусклого, - и сделал пасс рукой, как бы бросая в живот женщины спрятанное в кулаке яблоко. И ничего не почувствовал. И каким-то образом понял, что заклятие наложено. Характеристика заклятия соответствует порче, но об этом думать было совестно.

Разбудил, стерев факт сна из памяти, и Люба продолжила высказываться, как ни в чём не бывало.

- А ты сволочь, оказывается. Маленькая мелкая сволочь, которая власть заполучила. Не ожидала от тебя, если честно. Играл мной, как ребёнок, до игрушки добравшийся, хорошо хоть не сломал… а мог бы? – сказала, с трудом поднимаясь на локоть, повернув ко мне голову. Вывалившуюся из-под простыни грудь не стеснялась совершенно. Взор её был усталым и затуманенным; глаза были сухи.

- Мог бы, - подтвердил я, - но я садист наполовину. Колдуном стал и характер испоганился, - сказал и понял, что выдал правду. – Но не бойся. Здоровье, уверен, не испорчу, а наоборот, вылечу, если надо. О беременности, кстати, забудь – от меня не залетишь, я заранее позаботился.

- Вот как? Спасибо, что хоть сейчас предупредил, - сказала с непередаваемым сарказмом, - а то ещё бы помучить мог, раз тебе нравится.

Я – ноль внимания. Тогда Люба, что-то проворчав про себя, спросила с интересом.

- А как стал-то?

- Случайно и слишком поспешно. Не интересуйся больше этим, ну, пожалуйста. И случившееся воспринимай как забавное приключение, ну, пожалуйста. И давай спать, ну, пожалуйста…

- Ага, - согласилась, зевая. – Спасибо, что волшебные пальчики восстановил – мне они очень нравятся. Жаль, обновлять надо, вот бы… - не договорив, тихо всхрапнула и ровно засопела.

Я тоже погрузился в сон, к старухе заглянуть поленившись.

Люба растолкала меня перед уходом. Она была полностью одета и ухожена, выглядела на удивление свежо, будто спала часов восемь минимум.

- Хочешь, оставайся, но предупреждаю, что Боря зайти может – у него ключ есть. Ну?

- Нет, встаю… - пробормотал я, просыпаясь. Оделся, не умываясь, и поплёлся на выход. В отличие от хозяйки квартиры, я и выглядел, и чувствовал себя прожёванным и выплюнутым.

Перед уходом наказал ей на будущее, чтобы всегда на мои звонки отвечала, не сбрасывала, и в квартиру пускала, а то попал сюда стыдно долгим способом, колдуна недостойным. Колдуна крутого, древней ведьмой обласканного.

Дом встретил меня привычно: мама не работе, Катришка дрыхла. Едва скинув брюки, я завалился в трусах и футболке ничком на заправленную кровать, вырубаясь уже на ходу, не достигая лицом подушки. Всё-таки повлияло заклятье – от банального недосыпа, пусть и замешанного на перегрузке известных членов, мой молодой организм таких срывов ранее не давал.

Проснулся мгновенно – от яркого чувства тревоги и леденящего нутро холода. Дёрнулся, поднимая голову и соображая куда метнуться, и пытаясь определить, наконец, что, собственно, мне грозит. Разглядел рядом с кроватью Катришку, вид которой меня почему-то совершенно не успокоил, и через несколько секунд ощутил два несильных шлепка по обеим половинам собственной задницы. Раз вместе и два вместе, обеими руками.

- Вставай, лежебока! – весело заявила сестрица и чувство тревоги пропало. Холод, однако, не отпускал. Лишь немного уменьшился. – Я, кажется, впервые раньше тебя проснулась и не удержалась. Какая попка у тебя аппетитная, - просюсюкала сквозь зубы, как маленькому ребёнку, и шлёпнула ещё раз, уже одной рукой. – Хотя можешь ещё понежиться, я в душ, - заявила, потягиваясь, и удалилась.