Озабоченный

- О чём речь, - я соизволил откликнуться.

- Ты просил напоминать тебе, когда проходит неделя, что что-то надо подправлять. Я понятия не имею что, но для тебя это важно! Ты после мне руку жмёшь и благодаришь. Ну, откроешь? А то уйду, свои дела есть…

Пришлось возвращаться в реальный мир. Пятый день пропуска – это неприемлемо. Сама собой заныла задница, вспомнив Катришкины удары и последующее унижение.

Глянул девчонке в глаза, сказал: «Спать. Стоять. Восстанавливаю все предыдущие установки и приказы. Три!», - пожал руку и поблагодарил. Вроде секунды занимает, но как всякая рутина приедается.

Когда Катришка вышла из комнаты, я уже почти закрыл дверь, но она вдруг вернулась.

- Подожди, Петруш… - сказала, морща лобик. – Я тут вспомнила кое-то. Давно хотела рассказать, но почему-то забыла…

- Рожай быстрей, - поторопил я раздражённо, но вдруг моя интуиция будто взорвалась. В животе повеяло холодом, на сердце легла тревога. Пока неясная, общая, будто что-то неприятное близится, неопределённое.

- Неделю назад… нет, дней десять уже, я в школе знаешь, кого встретила? Ты не поверишь…

- Ну?

- Верку. Надькину сестру помнишь?

- Конечно! Моя первая пациентка. А что необычного? К родителям приехала, она же местная.

- Так Надька о ней ни слуху не духу! Я когда с Веркой разговаривала, всё подумывала узнать у Надьки, почему она молчала, подруга называется, а потом прикинь, забыла! И тебе насплетничать тоже забыла! Представляешь?!

- Ага, а теперь, значит, после того как я тебе руку пожал, вспомнила? Присядь-ка Катришечка, на кровать, не стесняйся. Все рассказывай подробно и последовательно. Ну, пожалуйста.

Девушка фыркнула, показывая без кого, мол, скользко, удобно устроилась на моей кровати, заправленную тем самым постиранным покрывалом, и заговорила с выражением, словно любопытно-забавную историю собралась поведать.

- Я встретила её на перемене совершенно случайно. Иду себе одна, на Мишку злюсь, никого не трогаю и вдруг, она. Нигде не было, и появилась, красавица, ластиком не сотрёшь.

- Что значит, не было? – уточнил я.

- Ну, не видела я её. Как подкралась, не видела, шаги не слышала, а сама чуть в грудь её не упёрлась. За поворотом что ли пряталась и выскочила? Да нет, далеко там… вот поэтому и вдруг. Вроде ниоткуда, и в то же время понятно, что всегда тут была, рядом. Ясно?

- Предельно, продолжай.

- Ага… обращается, значит, ко мне. Привет, мол, Катенька, ведьмочка моя малолетняя. А выглядит – блеск! У мужиков слюнки бегут, наверняка. По-женски высокая, ты видел, стройная, как кипарис подстриженный, - удалась твоя кодировка на все сто. Грудь торчит будто резиновая, размер третий, не меньше, талия осиная, попа – орех. Два грецких ореха, палец сломаешь. Ума Турман от зависти удавится. Одета как Мерил Стрип в Дьявол носит Prada. Но лицо у сучки прежнее осталось – доярка Хацапетовская. Пусть рожа ухожена и размалёвана стильно, пусть одета как бизнес леди, а порода всё одно старая осталась, Хреновская. У них, у Хреновых, все такие рыжие, круглолицые, скуластенькие – деревня деревней. Сразу узнала, правда.

- Ближе к делу, не отвлекайся.

- Куда уж ближе! Я подробно рассказываю, как просил. Привет, говорит, ведьмочка малолетняя и по щеке меня так снисходительно трепет. Глаза – ледышки колючие, пробирают, а она вся такая… королева, млин, ниц перед ней надо падать! Я разозлилась, конечно, вспомнила тот день и в лицо её довольное, высокомерное, бросаю ей прямо в рожу: «Красный пять!». Торжествую заранее, представляю, как она в ноги мне валится, как от удовольствия корчится… а она. Сука она, Петь! Ехидно хохотнула, сверху вниз на меня глядя, как на букашку какую, и взором меня будто приморозила. Теперь ты, садистка начинающая, - заявляет мне нагло, - при слове «красный» со всеми предлогами и падежами без всяких цифр кончать будешь. Волею Земли-Матери да будет так! И в лоб мне пальцем ткнула. Меня до мурашек пробрало, будто молния сквозь тело проскочила – от головы до ногтей на ногах... испугалась я, жуть как.

- Дай попить, во рту что-то пересохло. – Попросила Катришка взволновано. – Рассказываю, и всё больше и больше подробностей всплывает, страшнее и страшнее. Как позабыть могла?

На кухне налил минералки, принёс. Внутри царило ледяное спокойствие, словно холод тревоги в клубок заморозился.

- Хорошо, мягонько, - Катришка похвалила воду и продолжила. – Стою я, значит, столбом, а стерва спрашивает… а знаешь, я только сейчас поняла. Представь, перемена, малолетки носятся как угорелые, орут, а мы словно одни на льдине – вокруг будто и нет никого. Как такое возможно?

- После объясню, продолжай, - отмахнулся я, зная, что это и есть отвод глаз, любимая ведьмовская фишка.

- Ага, спрашивает, значит. Да как спрашивает! Приказывает прямо, будто я ей служанка какая-нибудь крепостная, а она барыня…

Моё ледяное терпение было безгранично, сестру я больше подгонять не хотел. Внимал, пока ни о чём не думая. Только обернулся на открывшуюся дверь и, поймав мамин взгляд, которая что-то хотела нам с Катришкой сообщить, сказал жёстко.