Озерный лорд

Во время дороги я пытался внимательно слушать разговаривающих вокруг соседей. Получалось плохо — лязгающий шум мотора заглушал человеческую речь, все сливалось в один гул. Но подслушанные обрывки разговоров были в целом понятны, люди говорили по-русски, какого-то резкого акцента в речи аборигенов не чувствовалось. Попадались, правда, непонятные, смутно ассоциируемые не пойми с чем слова и обороты, вроде: «у Палыча на новпае одни кушери, а Мир постановил брать как с трудовика», или «наши Зинка с Новичихой заскублись, из-за Митяя-шофера со станции, а тот с Катькой гуляет. Так эти дуры на него жалобу в общинный сход подали. Коллективную».

Примерно через полчаса, на конечной остановке, мы наконец покинули наш рыдван, и я не пожалел сорока ЛКР, чтобы стереть память о встрече с нами у встреченной на остановке парочки и у всех соседей по автобусу. Цепочку свидетелей, которая способна привести возможное следствие к точке перехода следовало зачищать наглухо. Но дальше можно было и рискнуть — если чистить так же тщательно следы дальше, можно остаться на мели, никаких ЛКР не хватит. Да вроде мы не так уж и выделялись…

На небольшой площади перед станцией хватало народу. А вот торговля была не развита — ни тебе ларьков с кока-колой в бутылках и сникерсами, ни холодного баночного пива с чипсами, ни мороженого. Лишь бабки торгуют пирожками и молоком у входа на перрон, а метрах в тридцати от них стоит магазин под вывеской «Государственный съестной и бакалейный припас», а поодаль от него «Общинная пивная». А еще тут…нету пластика. Совсем. Ни пластиковых отделочных панелей на домах, ни пластиковых пакетов в руках у граждан, ни каких-нибудь завалящих контейнеров для мусора или синих туалетных кабинок. Почему-то это мне бросалось в глаза еще сильнее, чем ретро-одежда граждан.

— Пойдем в «припас», — позвал я Петровича. — Посмотрим на местное изобилие. В пивную общаться с пролетариатом, нам пока рановато.

— Хорошо, — кивнул майор. — Ты знаешь, Сашок, я как в глубокое детство попал.

— И как, нравится в детстве?

— Хрен его знает, — скорчил неопределенную гримасу Мотя. — Но познавательно, факт. Мне уже кое-что с общинниками понятно.

Изобилие в «Припасе» оказалось относительным, но совсем уж бедным ассортимент лавки назвать было нельзя. Консервы нескольких видов: тушенка из говядины, свинины, баранины и рыбные. Хлеб. Мука, кофе, чай, сахар, макароны, сухари, сгущенка. Водка и коньяк, какое-то вино. Селедка в огромных железных банках и масло со сметаной на развес. Есть даже копченная и сухая колбаса, а так же конфеты.

— Хм…не так плохо. Тотального дефицита не наблюдается, — шепнул мне Петрович. — Я думал, будет хуже. И покупателей почти никого, никаких очередей…

— Давай кофе купим. И сгущенки с конфетами, — предложил я Петровичу. — Немного, как сувенир, Надю угощу. Я открыл ID и за пару ЛКР сотворил себе в кармане небольшую пачку увиденных в автобусе «трудовых рублей».

— Здравствуйте, пачку кофе, пожалуйста. Вон ту, подороже, с жирафом на картинке. Грамм триста шоколадных конфет, половину батона, две банки сгущенки и половину палки колбасы. А еще бутылку коньяку, ту, что с пятью виноградными кистями на этикетке — решительно сказал я, подойдя к прилавку и не слушая возражений Петровича.

Окинув меня строгим оценивающим взглядом, полная продавщица лет сорока на вид, пошла собирать заказ. Все же мы с Мотей среди местных выделяемся и это заметно. Не беда, у продавщицы память о нашем визите я тоже сотру. Попадаться снова в поле зрения спецслужб в мои планы не входило.

— С вас восемнадцать рублей, семьдесят копеек.

— Пожалуйста, — протянул я два «трудовых червонца».

В ответ на меня посмотрели так, как будто я вместо денег протянул фантики или нарезанную туалетную бумагу. Продавщица зло скривилась, покраснела, упершись обеими руками в прилавок.

— Что! Это! Такое! — раздельно произнесла она.

— Как что? — немного опешил я от такого приема. — Деньги.

— Издеваешься! Шутки такие?! Да я сейчас милицию вызову! Понаехали тут, вместо того чтобы у себя в деревне коровам хвосты крутить! Зачем мне твои турики!? Тут государственный магазин, читать что ли не умеешь! Гуры давай! Или нету гуров?!

Подождите уважаемая, не надо так кричать! — подскочил к прилавку Мотя. По его слегка расфокусированному взгляду было видно, что сейчас он тоже роется в своем ID. — Это Федька, племяш мой с хутора, он в городе-то, чай и не бывал совсем, не понимает порядков… вежества не знает… Не сердитесь на дите… Есть у нас гуры, вот, — порылся Мотя в кармане, что-то беззвучно шепча одними губами.

Червонцы, которые Петрович протянул продавщице, выглядели совсем иначе, богаче даже с виду. Вместо полей и тракторов на них на светло-золотом фоне красовался портрет какого-то мужика с бородкой и в шляпе-пирожке, за которым виднелись силуэты кремлевских башен. И надпись была другая — «десять государственных рублей».