Озеро Радости

— Я ж говорю, — нетерпеливо отвечает Виктор Павлович, — противопожарная безопасность! Ствол — это сухостой! Вокруг поле, трава как порох стоит! Шарахнет молния — будет выпал! Тебе что, пожара в районе захотелось?

— Постой, постой! — останавливает трубка. — Я просто не вчешу, зачем ты экспертизу какую-то проводил. Отдельно стоящих деревьев на полях района, как блох на кошке Маше. Ты по-человечески скажи. Сигнал из Минска пришел? Что там, эти наши, озабоченные, за политику написали? «Живе Беларусь»? Или что? Можно же закрасить нормально, дай звонок ЖКХ!

Виктор Павлович набирает в легкие воздуха и медленно и громко выдыхает его в трубку. В первый раз на его памяти озвученное им решение становится предметом дискуссии, а не немедленного исполнения.

— Козачек, — холодно цедит председатель. — Я тебе что, кум? Я тебя что, прошу траву на даче покосить? Я говорю — ты исполняешь! А думать и взвешивать будут в Минске, в Академии наук, у них для этого целое здание с колоннами есть!

Местное МЧС несколько секунд не отвечает — слышно только хриплое и обиженное дыхание. Наконец трубка выдавливает:

— Вот что. Ты на меня не воинствуй, Чечуха. Я, во-первых, в два раза тебя старше. Во-вторых, угрозы противопожарной безопасности в районе голыми руками гасил, когда ты еще студентом в тетради в клеточку про Евгения Онегина сочинения писал. А в-третьих, уважаемый товарищ председатель, я, как вы знаете, подчиняюсь областному дивизиону МЧС и вас слушаю фа-куль-та-тив-но! Вы можете подать сигнал, мы — на него отреагировать! Дерево, я так подозреваю, представляет культурное значение. И даже если нет, — является предметом культа! А потому пилить его по первому сигналу мы не можем! Присылай обоснование, объясняй по-человечески, в чем дело, либо не морочь голову людям в звании подполковника!

Виктор Павлович неподвижно сидит несколько минут после того, как в трубке раздаются гудки. Он не может понять, почему так произошло, почему нормальный мужик Козачек, с которым они совершенно совпадают во взглядах на водку, рыбалку, сушенную рыбу, сало с картошкой, преимущества маринованного в кефире шашлыка над тем, что замачивался в уксусе (они несколько раз выезжали на ночную рыбалку и имели возможность обсудить весь спектр насущных проблем), вдруг взбеленился и перестал чувствовать, кому в районе можно хамить, а кому — нет. На неверных ногах Чечуха спускается вниз, стреляет у вахтера сигарету и задумчиво курит, сплевывая табак под ноги. Никотин вместе с легким головокружением успокаивает нервы, и Виктор Павлович решает, что отчасти виноват сам: потерял контроль в общении с находящимся на действительно опасной службе старым волчарой, с которым говорить можно было пусть жестко, но — вежливо.

Он снова берется за телефон и набирает номер начальника районного «Зеленстроя». Гудки идут, трубку никто не снимает. Наконец, после переадресации, отвечает молодой голос заместителя:

— Кочнев у аппарата!

— Кочнев? — раздражается председатель. — А где Басан?

— Валентин Владимирович вышел по срочному делу, — с готовностью рапортует молодой голос.

— Я вам всем сейчас там дам срочное дело! — снова не может удержаться от крика Виктор Павлович. — Председатель ему звонит! Какое «срочное дело»!

— Не могу знать! — пищит беспомощный зам.

Глава района достает мобильный телефон и, вполголоса матерясь, набирает сотовый номер Басана. Но тот отключен, хотя специальная инструкция строго-настрого запрещает всем государственным служащим района отключать служебные мобильные в рабочее время. До Виктора Павловича вдруг доходит, что пожарник Козачек его обыграл. Что он воспользовался той паузой, пока председатель курил, и обзвонил все аварийные службы в городе, теоретически способные уничтожить дерево, — озеленители, теплосеть, электрики. Все они — его дружбаны. Он представил, как Козачек, не стесняясь в выражениях, объясняет коллегам, что «этот присланец, птенец чертов! Белены объелся! Дуб наш решил рубить», и ему делается дурно. Вопрос об устранении раскоряки превращается в измерение его, Виктора Павловича, управленческой компетенции. Умения решать вопросы.