Было нервов попорчено, было пролито поту… Эдакий сволочной оказался зверь! Как понял, что его преследуют — на уход пошел. Настоящий рейд, от деревни к деревне, сегодня здесь разбойничает, завтра — там. Поди, перехвати его, проклятого! Вдобавок флагов не боялся. Уж это вовсе удивительно. Сколько раз складывали. Радовались: наконец-то! А он с лежки ходом под шнур и — прощай… Обложили его у деревни Суна. А он опять под флагами пролез. Увидели — ахнули: свежий след к жилью потянулся. На добычу пошел. Натворит беды! Кинулись к деревне, разделились: кто от околицы задворками, а Логинов — по берегу реки. У льда вдоль кустиков тропинка. Скоро люди по ней на работу пойдут. Уж где-то здесь он притаился… И вот он вымахал наперерез, расставил лапы, тормозит по насту. Два выстрела почти в упор, и оба — промахи. Вот стыд-то! Ой, до сих пор не по себе, как вспомнишь! Хоть истребили они вскоре волка, но промахи те вспоминать обидно и смешно…
На суболотине, верст за пять от деревни, усталость приступила снова… И угораздило его остановиться! Ну просто так, без крайней надобности. Почудилось, будто портянка сбилась, ногу вроде бы трет. Сдернул валенок — нога в порядке, но чтобы обуться, нужно сесть, а коли сел — перекурить. И засиделся, глядючи перед собой: уж так ли под луной равнина светится! Соснушки сирые, неприкаянные, тощие ручонки к югу протянули, как за подаянием, за теплом. Зима им навалила снегу на ладошки: «Вот вам, попрошайки». И месяц щурит ледяное око: «Терпи, природа, жди, природа. На севере — хорошенького помаленьку…»
«Хорошенького помаленьку, — сказал себе Логинов, — а ну-ка вставай!» Ноги не хотели разгибаться, обмякли, будто отделились от хозяина; зябкие мурашки бегали по ним. Он растирал, мял пальцами колени, икры и, навалясь на палки, наконец поднялся. Он стоял на дрожащих ногах, двигать которыми не было силы. Стоял и думал, что мешок, пожалуй, все-таки придется бросить. В лесу его никто не тронет, а завтра, отдохнувши, он за ним придет. Что ж, пропадать из-за мешка? Теперь за суболотиной лыжня на спуск пойдет. Налегке до деревни дотолкается. И пути-то осталось всего ничего. В избе небось самовар под парами. Калитки на столе под полотенцем. Сельпо еще работает. Если поднажать, можно и успеть. Да и чего скупиться? С почину не грех и большую взять, чтоб и хозяина с хозяйкой не обидеть. Себе он кружку пуншу намешает. Будет пить его врастяжку, глоток за глотком. Эх, пуншик! Да, с морозу — райское питье! Пунш, калитки, лежанка, думал он, и все тер и тер ослабевшие ноги, прогоняя мурашки. Да и не будет до деревни пяти верст. Версты четыре, самое большое. Эко расстояние, а главное, что под уклон. Лыжня набитая, толкайся да толкайся! Вот только не закрыли бы сельпо… Нет, не грешно сегодня спраздновать. Почин хороший. Норка, рысь. И шел-то молодцом, мешок не бросил. Есть покуда характер, есть!.. Так и донес бы потихоньку, да угораздило присесть. Зачем присел-то, дура-голова, тащился бы себе помалу. Поди, уже в деревню бы пришел. Вот и характер. Был характер… Еще ничего в лесу не бросал: ни мешка, ни ружья, ни добычи. А сколько раз случалось обессиливать. Так вот и лег бы, и замерз бы. Всегда он выручал — характер. В прошлом году похожее случилось, тоже, было раскис, как сейчас, собирался бросить мешок. Тогда он был потяжелее: выдру нес. Эх, Логинов, тогда донес, а неужто теперь не сможешь? Да грузу-то в мешке с десяток килограмм: норчонка, шкура да капканы… Топор еще, да много ль весу в топоре. Еще про рукавицы вспомни! Шутник ты, Логинов, становишься. А ну-ка, будет жалобиться, надевай мешок…
Ухвативши за лямку, он рывком поднимает заиндевевший кошель. Чтобы не потерять равновесие, не дать подогнуться ногам, свободной рукой налегает на лыжную палку. И кажется ему, что вот сейчас она подломится; тогда рухнет он головою в снег, и — как знать? — хватит ли в нем пороху снова подняться на лыжи… Устоявшись, он поочередно надевает лямки и через силу двигается с места. Идет он мелкими неровными шагами, толкаясь больше палками, чем лыжами. И в такт шагам твердит: «Давай, давай, давай».
Ну вот и позади болотина. Теперь, хоть незаметный глазу, а все же уклон. Толкайся, Логинов, толкайся. Теперь считай, что дотянул. Вон и поля уже начались. Нажми, а то калитки простывают, да и сельпо, чего доброго, могут закрыть… Посидеть бы ладом… Ведь редко и приходится. То некогда, то не на что. Сегодня-то как раз бы кстати. Хозяин любит про охоту поболтать, бывальщины послушать. Да и не только он, все почему-то падки до охотничьих историй. Приступят — не отвяжешься: вынь да положь. Подавай им такое, чего не бывает. А правду выложи — обидятся: неинтересно… Корреспондент один уж до того ли привязался, рассказывай ему про рысей, как они людей терзают. И рад бы рассказать, да не про что, не слыхивал такого, не нападают наши рыси на людей. В газетах, в книжках читывать случалось, а чтобы наяву, — никогда…