Неожиданно к нему пришли воспоминания об Алисе. Гварвин не думал о своей пропавшей сестре уже очень долгое время. А тут вдруг она как живая ему представилась: круглолицая, с ясными глазками и золотыми кудряшками. Когда они оба были детьми, Алиса порой раздражала брата, и ему хотелось оттягать ее за эти глупые кудряшки или как–нибудь обидеть, чтобы она заревела, выпятив пухлые губы. Но мысль о будущем ребенке Мари все изменила. Теперь образ маленькой девочки вызывал у Гварвина лишь странное умиление. И он понял, что желал бы, чтобы первым ребенком Мари оказалась девочка.
«Я повторяю моего отца, — подумал Гварвин. — В детстве меня иногда возмущало: как можно любить дочь больше, чем сына? А теперь я и сам не прочь заиметь дочку. И уж можно сказать заранее, что дочка была бы мне куда милее, чем какой–то сорванец, похожий на меня и такой же несносный».
У него выступили слезы на глазах, но он решил, что это от ветра.
— Эй, Гварвин! Сир Гварвин! — раздались вдруг крики.
Гварвин обернулся и увидел, что его окружают всадники. Моргнув, он прогнал от себя задумчивость и сразу узнал их: то были его прежние друзья.
— Эй, что случилось? — крикнул им Гварвин в ответ.
— Война! В замке Керуль война! — был ответ.
Внезапно Гварвин ощутил, как небывалая легкость наполняет его тело и мысли. Наконец–то он услышал то, что вернуло его из бесплодного мира сожалений на твердую землю! Ибо нет ничего лучше хорошей войны, если требуется поставить мужчину на ноги и показать ему истинное лицо всех вещей.
Франсуа де Керуль подъехал к Гварвину вплотную и сошел с коня.
Они дружили с детских лет. Франсуа подолгу гостил в Керморване. Оба отца, и сир де Керморван, и старый сир де Керуль, считали такую дружбу весьма подходящей для обоих мальчиков и поощряли ее. Прочие их приятели были детьми арендаторов, а также гарнизонных солдат. Вся эта свора охотничьих щенков носилась повсюду и грызлась, сбиваясь в настоящую стаю.
Женитьба заставила Гварвина на время отбиться от прежней стаи, но теперь, когда Мари прочно засела в логове и наотрез отказывалась общаться с мужем, стая разыскала ее молодого супруга и предъявила свои права.
— Мой двоюродный брат Анселен, тот, что жил во Франции, при короле Парижском!.. – заговорил, кипя от негодования, Франсуа. — Ты можешь представить себе это, Гварвин? Мой собственный двоюродный брат, о котором столько лет не было ни слуху ни духу!..
— А что он такого натворил? — не понял Гварвин.
— Анселен заявил права на мой замок, вот что он сделал. — И, сказав так, Франсуа глубоко–глубоко вздохнул.
— Как такое возможно? — возмутился Гварвин.
Кругом зашумели, загалдели, принялись объяснять историю — все разом и каждый по–своему; и даже кони заржали и затрясли головами, вступая в общий разговор, и волны с особенной силой ударили о скалу и разбились.
— Анселен происходит от старшей ветви семьи — так он сказал, — донесся сквозь общий гвалт голос Франсуа. — Он привез с собой от Парижского короля какую–то древнюю генеалогию…
— Сундук! — выкрикнул один из молодых людей, вытянув шею, чтобы его лучше было слышно. — Старинный сундук с приданым! Точнее — стенка от этого сундука!
— Генеалогическое древо, — продолжал Франсуа. Он поднял руку, призывая друзей к молчанию, и они действительно немного притихли, так что Франсуа де Керуль смог продолжить, не слишком напрягаясь: — Сто лет назад одна из дочерей сира де Керуль вышла замуж во Францию, и ее приданое уложили в большой сундук, а для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в знатности юной невесты, изобразили на крышке сундука ее генеалогическое древо. Как я уже говорил, много лет об этой ветви семьи ничего не было слышно, но вот явился этот Анселен, мой двоюродный брат, как он себя называет, и с ним прибыл из Франции тот самый сундук.
— Что же, из сундука он извлек ту истину, что ты непременно должен отдать ему замок Керуль? — удивился Гварвин. Праведный гнев весело бурлил у него в груди. — Надеюсь, ты выбросил его вон?
— Он прибыл не только с сундуком, но и с некоторым войском, которое в конце концов захватило мой замок, — уныло проговорил Франсуа. Он опустил голову, потому что теперь ему стало стыдно, не столько за собственное бессилие, сколько за то, что поначалу он обрадовался незнакомому кузену и сам пригласил его к себе. — С ним человек пятнадцать воинов и оруженосцев, и пехотинцев еще человек тридцать. Но хуже всех бородатый великан, которого называют Хунгар, потому что он сущий дикарь родом из Венгрии.
Гварвин подумал, что никогда в жизни не простит себе, если не отправится сейчас же в Керуль и не повидает там дикого великана из Венгрии, не схватится в битве с кем–нибудь из французов и не вышвырнет наглого Анселена из замка Керуль. И все прочие молодые люди думали точно так же.
— Я возьму с собой десять человек, — сказал Гварвин. — И припасов на месяц.
Франсуа наконец поднял голову и посмотрел ему в глаза. Гварвин улыбался.
— А как же госпожа Мари? — спросил Франсуа, и Гварвину почудилась в тоне друга легкая насмешка.
Гварвин махнул рукой.