— Хороший у тебя замок, брат! — кричал Гварвин. — Будь у меня сестра, отдал бы ее за тебя замуж, так хорош твой замок!
— Да, мой замок хоть куда! — надрывался Франсуа. — Скоро приглашу тебя на пир в моем замке. Придешь ли ты?
— С удовольствием! — горланил Гварвин.
— В моем замке всего полно! — орал Франсуа. — Закрома полнехоньки, а мебель — загляденье, и для столов мы используем огромные дубовые доски!
— Так зайдем внутрь! — вопил Гварвин.
— Нельзя! — еще громче прежнего закричал Франсуа. — В моем замке завелись мыши! И до чего же зловредные эти мыши! Сперва, полагаю, они сглодали весь сыр, а теперь взялись за дубовые доски для столов!
Тут со стены кто–то отозвался поистине громовым голосом:
— Это кого здесь называют мышами?
Оба друга задрали головы и увидели, что на стене стоит, подбоченясь, самый настоящий великан. Ростом он был в полтора Гварвина или в двенадцать восьмых Франсуа. Ручищи у него были по локоть обнажены и выглядели очень сильными, кулаки напоминали бочонки для меда, но самым великанским в облике Хунгара являлась, несомненно, его борода. Никогда ни Гварвин, ни Франсуа, ни кто–либо из прочих молодых бретонских рыцарей не видывали такой здоровенной бородищи. Она закрывала всю широкую грудь Хунгара наподобие второй кирасы и выглядела так, словно стрела — да что там стрела, даже копье! — угодив великану в грудь, непременно застрянет в густой курчавой путанице жестких волосьев.
Разинув рот, смотрел Гварвин на эдакое диво и думал о том, что не напрасно оставил беременную жену и все удобства и радости замка Керморван. Стоило ехать почти два дня, чтобы повидать великана! Будет, о чем рассказать Мари при возвращении.
— Ну так что же? — громыхал со стены Хунгар. — Много ли мышей вы видите в замке Керуль, вы, ничтожные людишки?
Тут Гварвин набрался храбрости и прокричал в ответ:
— Отец мой говаривал, что в теле одного взрослого мужчины поместилось бы около двух тысяч тел взрослых лягушек–самцов; что до тебя, человечище, то, полагаю, не менее трех с половиной тысяч мышей видим мы сейчас перед собою!
— Берегитесь, как бы все эти мыши вас не съели! — зарычал Хунгар, тряся бородою.
Это выглядело так ужасно, что оба друга, не стыдясь, бросились наутек от стены, и хохот великана летел им вослед, словно желая ужалить.
— Этот Хунгар один стоит целой армии, — высказался Гварвин, когда они с Франсуа делились впечатлениями об увиденном.
Франсуа подавленно молчал. Было совершенно очевидно, что в мыслях он прощался с замком Керуль. Можно было бы одолеть в честном бою Анселена и все его воинство, но как разделаться с великаном? Такой Хунгар голыми руками может разорвать вооруженного рыцаря, точно старую тряпку.
Несколько дней прошло в полном бездействии, и рыцари уже начали привыкать к походной жизни. Заключалась же она преимущественно в том, что они сидели в своих шатрах, поедали взятые с собою припасы, выпивали припасенное вино и рассказывали друг другу различные занимательные истории.
Даже Франсуа как будто повеселел и выглядел теперь не таким букой, что лишний раз доказывает: любые невзгоды лучше переносятся, когда человек находится в дружеском кругу, среди себе подобных.
На пятый день подобного приятного способа ведения войны Гварвин вдруг почувствовал, что отяжелел и испытывает настоятельную потребность в долгой прогулке. Он выбрался из шатра, перешагивая через завалы костей и прочих объедков, и отправился на берег моря.
Вода бушевала внизу, разбиваясь о камни; ее не было видно — только слышно. Перед Гварвином расстилалась пустошь, и она была вся залита закатным солнцем, которое делало все краски более насыщенными, чем они были в полдень. Желтоватые и сиреневые пятна цветов пестрели среди зелени травы, а вдали, там, где берег поворачивал, ярко белели скалы.
Гварвин шел без цели, бездумно рассматривая всю эту красоту. Нет, он ничуть не жалел о том, что решился помочь Франсуа в его затее с замком. И на великана охота поглядеть, да и дело, за которое они взялись, — справедливое. Нынешний бретонский герцог отличался крайней осмотрительностью и выносил окончательные решения лишь после того, как ситуация сама собой приходила к какому–нибудь исходу, более или менее желательному. Поэтому следовало подтолкнуть сюзерена к правильным выводам, а для того требовалось выкурить хитрого Анселена из замка.
Но тут мысль Гварвина попадала в прежнюю ловушку и застревала в ней почти безнадежно.
— Гварвин, Гварвин! — неожиданно позвал его тихий женский голос.
От удивления Гварвин споткнулся и едва не растянулся во весь рост и лишь в последнее мгновение удержался на ногах. Перед ним стояла крохотная женщина, ростом не более пятилетнего ребенка, но совершенно взрослая, с золотыми вьющимися волосами и круглым личиком. Вся она была прехорошенькая и, сколько ни всматривался Гварвин, никакого изъяна в ее облике он не замечал — если не считать, конечно, маленького росточка.
Женщина эта, к тому же, показалась ему странно знакомой. Он так и сказал:
— Не встречались ли мы с тобой прежде, прекрасная дама?
Она засмеялась и своим малюсеньким голосочком ответила: