Озеро Туманов

— Меня тот еврей испортил, — убежденно произнес Ян. – Я на него не в обиде, — прибавил он, — потому что сам по себе он был добрый и даже подарить мне кое–что собирался, просто не успел. Да и не хотел он меня портить, это само собой вышло. До того, как он в замок приехал, у меня и в мыслях ничего такого не водилось. А потом стал видеть алтари и картины. Иной раз из–за этого на стенки натыкаюсь… И с другими похожие дела творятся. Кто шить начал, кто по дереву… Я ближе всех к еврею находился, поэтому и ударило по мне сильней.

— А раньше в Керморване ни шили, ни по дереву не работали, ни рисовали?

Ян помотал головой:

— Не рукодельничали. И прочих бед не знали, ни лихорадки, ни чтобы тяжесть в голове…

Сир Ив сказал:

— Здесь, в замке, жила в плену корриган, и то, о чем ты говоришь, — вернейшая того примета. А как не стало корриган – вернулось обыкновенное человеческое житье–бытье, с хворями и с рукоделием, да вот для вас это все непривычно и потому выглядит похожим на болезнь.

— Да почему же я–то так мучаюсь? – в сердцах спросил Ян. – Неужто потому, что через меня еврей на свободу вышел?

— Ты мучаешься, потому что получил от корриган подарок, который больше, чем ты сам, — сказал сир Ив. – Тяжелую вещь и тащить тяжелее!

— Не повезло мне! – опечалился Ян.

— Как посмотреть. Тяжелый камень тащить и тяжело и неприятно, а слиток золота, например, — совсем другое дело.

* * *

Сир Вран ждал племянника в большом зале, где по праздничным дням устраивали большие приемы. Когда–то, девяносто лет назад, здесь стояли длинные столы, и знатные гости пировали, празднуя посвящение сира Ива в рыцари. И корриган по имени Гвенн, красноволосая, в зеленом платье, тоже сидела за этим столом и что–то с хрустом вкушала.

Теперь же зал был совершенно пуст и гол; только щит с гербом висел на каменной стене; на противоположной стене помещался гобелен с вытканным на нем родословным древом. Ветка с именем Ива была надломлена; других же веток, более тонких, на древе Керморванов не выросло.

Сир Ив вошел в зал, сопровождаемый доминиканцем в рваной рясе, и остановился в пяти шагах от дяди. Был сир Вран для юноши абсолютно прозрачен: все его тайные намерения, все интриги и хитрости — всё предстало как на ладони и выглядело жалким.

Сир Ив, напротив, превратился для Врана в загадку. Здесь, наедине, без посторонних глаз, сир Вран не стеснялся в выражениях и не старался подбирать слова так, чтобы его потом не уличили.

Он сказал:

— Как же вам удалось, племянник, прожить эти девяносто лет и при том не постареть ни на один день?

— Эти годы я провел в Озере Туманов, среди корриганов, — ответил Ив. — Я и представления не имел о том, сколько времени протекло с тех пор на земле. Начиная со сражения в лесу Креси и до того дня, когда я вышел из Озера Туманов, минуло для меня не более полугода.

Сир Вран неожиданно улыбнулся. Улыбка вышла почти доброй.

— А помните, — проговорил сир Вран, — как мы с вами, племянник, рассуждали о горностаях? Тогда вы признались мне в том, что англичан предпочтете французам, а Жана де Монфора — герцогу Блуа.

— Да, — сказал сир Ив. И тоже улыбнулся.

— Хорошее было время, — добавил сир Вран, с намерением растопить сердце племянника: ведь человек, предающийся добрым воспоминаниям, беззащитен.

— Еще бы, дядя! В те дни я так и смотрел вам в рот, и очень просто было уговорить меня уехать сражаться!

— Разве вы сожалеете о том, что участвовали в одной из величайших битв христианского мира?

— Нет, — сказал Ив. — Об этом я не сожалею.

Сир Вран сделал шаг по направлению к нему, но, заметив предостерегающий жест Эсперанса, опять замер.

— Скажите–ка, племянник, — заговорил сир Вран, — если вы уцелели, то кто же, в таком случае, похоронен в аббатстве Креси–Гранж?

— Тот, чье имя написано на надгробии, — ответил сир Ив. — Мой оруженосец, Эрри. Вы должны помнить его, ведь вы сами мне его навязали.

Вран покачал головой.

— В любом случае, непросто вам будет заявить свои права на Керморван перед герцогом Монфором.

— Не труднее, чем вам, — отозвался Ив. — Герцог Монфор весьма чутко относится к обвинениям в колдовстве, как я слышал. Он даже сжег весьма заслуженного полководца за его опыты в области алхимии!

— Вам, должно быть, неизвестно, что этот Жиль де Рэ, заслуженный полководец, — сказал Вран, и его глаза сверкнули, — в былые годы сражался вместе с Орлеанской ведьмой. Чего же тут удивительного?

— Кто такая Орлеанская ведьма? — спросил Ив.

— Многое же вы пропустили, пока сидели в Озере Туманов! — сказал сир Вран. — Орлеанская ведьма — некая пастушка, которая слышала «голоса». Она утверждала, будто с нею говорили святые. С помощью хитрой лести и колдовства ей удалось отвести глаза дофину и на несколько месяцев возглавить армию. Под ее знаменами французы, и в их числе тот колдун, которого недавно сожгли, изгнали англичан из большей части Франции. Но в Бретани ее, по счастью, не было.

— Отчего же ее называют ведьмой, если она слышала голоса святых? — удивился сир Ив.

— Оттого, что только ведьма при помощи злого колдовства могла бы одолеть англичан, — ответил сир Вран.