Озеро Туманов

— Да; и он не рассыпался на куски, как это происходит с подобными кораблями, но сделался таким же призрачным, как и те, что мелькают иногда в морском тумане, — и точно так же служит пристанищем для людей, умерших в отчаянии…

— Или для живых, готовых умереть, — задумчиво подхватил Ив. — Оттого мы с тобой и остались живы, что вовремя покинули его. Не хотелось бы мне впасть в такое отчаяние, чтобы повстречать его снова. Однако продолжай, Эсперанс! Что случилось с тобой после того, как аббатство уплыло от тебя по опавшим листьям и скрылось в лесу?

— Я остался один и долгое время не хотел вставать и вообще что–либо делать; но затем меня охватил лютый голод, да такой яростный, что я вскочил и бросился бежать, а голод гнался за мной и кусал меня за бока, за пятки, но пуще прочего нападал он на мое горло и мой живот. Так я мчался и вдруг понял, что бегу очень быстро…

— Но что в этом удивительного? — возразил сир Ив. — Ты ведь спасался от голода — одного из самых страшных врагов человека! Ничего странного нет в том, что ты скакал, точно перепуганный олень.

— В том–то и дело! — сказал Эсперанс, посмеиваясь. — Слишком быстро. Слишком легко. Лишь пробежав несколько лиг по лесу я понял, что снова стал молодым. Аббатство перепутало мое время. То, что прежде было вытянутой ниткой, превратилось в клубок. И я испугался… Хотя собственная молодость — не такая вещь, чтобы ее пугаться, так что страх мой длился недолго. Коротко говоря, я вышел к людям и так слезно попросил у них корку хлеба, что мне вручили целый каравай, да еще и проследили за тем, чтобы я не умер от обжорства: поднесли разбавленного вина, вытерли со лба пот и со щек — чумазые слезы… Так я начал жить с начала. А когда такое сваливается тебе на голову, непременно следует понять, ради чего оно происходит.

— Почему? — спросил сир Ив. — Разве жизнь не обладает ценностью сама по себе? И разве молодость — не прекрасная вещь? Клянусь головой, она так хороша, что смысл ее — просто в том, чтобы быть молодым, быстро бегать, много есть и нравиться женщинам.

Выговорив это, сир Ив густо покраснел.

Эсперанс, однако, попросту отмахнулся от откровений своего воспитанника.

— Вы чересчур просто мыслите, сир Ив, а в данном случае обстоятельства слишком запутаны для столь прямолинейных рассуждений. Это опасно. Если человеку дается возможность вернуть себе молодые годы, и он не поймет, ради чего, то чудесный дар будет отнят, и притом очень скоро и с ужасными потерями. И я понял, что должен отыскать мою возлюбленную. Вам может показаться, что она чрезмерно все запутала и усложнила, когда исчезла и оставила мне лишь едва заметные намеки своего присутствия, но на самом деле это не так. Ее следы ясны и отчетливы, просто я не сумел вовремя их прочитать. Корриганы не умеют поступать по–другому. Все это время она звала меня, а я не слышал! Я был глух и слеп, сир Ив, и теперь вынужден начать все сначала…

— Она назвалась Гвенн, — промолвил сир Ив. — Она пришла в Керморван, потому что разыскивала своего возлюбленного. Она даже показывала мне вашу встречу: очертила в воздухе пальцем круг, и там, внутри этого круга, ожила крохотная картинка, так что я смог увидеть все в мельчайших подробностях. Ты был ранен и умирал на поле боя, и за тобой уже пришел Анку, который брат всем смертным людям, чтобы забрать тебя к себе… Но чем–то ты глянулся корриган, и она прогнала Анку.

— Она показывала вам это? — Эсперанс разволновался. — Да, это она — именно так мы и встретились… Но почему же она назвалась Гвенн?

— Она сказала, что таково, вероятно, мое любимое женское имя, — ответил сир Ив.

— Как это похоже на нее, — вздохнул Эсперанс. — Она всегда была очень внимательна к тому, с кем имеет дело. Если бы она только была менее добра к вам в тот день, когда вы нуждались в дружеском тепле, я бы уже давно нашел ее. Но тогда, при вашей встрече, она думала не о себе и не обо мне; она думала только о вас и о том, что вы нуждаетесь в добром друге.

— Думаешь, она хотела мне понравиться? — спросил пораженный сир Ив. — Как такое возможно? Я был занят совершенно иным: я сидел в часовне над своим оружием и думал о том, каким рыцарем я стану, когда поутру получу из рук сира Врана посвящение.

— Нравиться было целью ее жизни; она начинала болеть, если кто–нибудь не приходил в восторг от одного ее присутствия. — Эсперанс улыбнулся, нежно и грустно; странно было видеть такую улыбку на его лице с тонким кривоватым шрамом, да еще если учесть ту рваную рясу, в которую он по–прежнему был облачен. — Она понравилась бы вам под любым именем, такова уж ее особенность — она всегда вызывала любовь к себе; но ей непременно хотелось сделать для вас что–нибудь особенно приятное… Вам же приятно было произносить вслух имя «Гвенн»?