Озеро Туманов

Если трудно поймать картину и пригвоздить ее к дощечке, думал Ян, то насколько же труднее изловить летучее слово и втиснуть его в буквенную клетку?

А Эсперанс был уже весь красный, и пот градом катился по его щекам.

Наконец Ян осмелился пошевелиться. Он положил плащ на кровать и стал прикидывать, где бы ему лучше расположиться на ночлег. Ничего лучше порога, где можно под голову подложить сапоги, Ян не отыскал.

Сир Ив закончил говорить, а Эсперанс – терзать перо. Тогда Эсперанс положил письмо на крышку сундука, взял тряпку, намочил ее в тазу с водой и обтер Иву пыльное лицо. Он уложил Ива на кровать, укрыл плащом, а сам растянулся на полу. Ян тихонько разулся и занял место возле порога.

Тихо было. Ив спал беззвучно. Ян слушал тишину и думал обо всем, что видел и узнал.

Ян редко принимал решения. Обычно ему говорили, и он слушался. И если бы сейчас он шел с отрядом Алербаха, то слушался бы Алербаха. Но Ив оставил его у себя, и подчиняться приходилось Иву. Алербаха легко понять, Ива – невозможно. Почему он спит? Что он видит, когда грезит наяву? И правда ли, что у него в глазах до сей поры стоит вода из Озера Туманов?

Внезапно Ян осознал, что Эсперанс оглушительно храпит.

И что этот храп совершенно не нарушает тишины.

Вот это – совсем удивительное дело.

* * *

Жан де Монфор ровно восемь раз потребовал, чтобы ему перечитали письмо от сира Ива де Керморвана, а затем произнес:

— Я все равно ничего не понял. Нам придется позвать сюда этого Ива де Керморвана и поговорить с ним с глазу на глаз, ибо, сдается мне, он лишился рассудка и теперь вздумал докучать нам и нашим вассалам.

Монфор был не молод — ему минуло пятьдесят. Более тридцати лет он правил Бретанью. Он знал, кажется, все, что касалось его герцогства, и умело обходил все отмели и скрытые рифы; разве что какая–нибудь новая, наполовину утопленная коряга, случайно заплывшая в знакомое русло, могла слегка потревожить ровный ход этого корабля.

Жан де Монфор, как и его отец, прежний Жан де Монфор, склонялся, скорее, на сторону Англии, нежели на сторону Франции. Вместе с тем он не препятствовал некоторым из своих баронов служить французскому королю.Кроме того, Монфор приучил обе враждующие стороны к тому, что просить помощи лично у него, Бретонского герцога, бессмысленно. Если кому–либо требуется поддержка людьми, лошадьми или деньгами, следует обращаться напрямик к баронам. Жан де Монфор благоразумно закроет глаза на политические симпатии своих вассалов. Жан де Монфор заботится о главном: Бретань должна быть свободной и, по возможности, богатой, а для этого Бретань должна соблюдать нейтралитет.

Ничто другое так не занимало Монфора, как его герцогство. Случалось, в порыве откровенности, он говорил: «Если для того, чтобы моя Бретань цвела, не увядая, потребуется погубить мою душу — я сделаю это, и да поможет мне Бог! Я буду лгать, даже и под клятвой, я совершу не одно подлое убийство, но десяток, и когда дьявол потащит меня в адскую бездну, полную горького пламени, мне будет сладко, потому что я поступил так ради Бретани».

Ив де Керморван был первым за очень долгий срок, кто сумел поставить невозмутимого герцога в тупик. Поэтому посланник в гербовой котте с монфоровскими львами явился на постоялый двор и передал сиру Иву де Креморвану повеление явиться к герцогскому двору.

Под любопытными взорами обывателей доброго города Ренн Ив де Керморван в сопровождении крошечной свиты покинул свое временное обиталище и направился в просторный каменный отель с широкими окнами, щедро разрезавшими фасад, под дюжиной флажков, развевающихся на крыше.

Деревенщина–оруженосец топал, чуть поотстав от Ива, и тащил под мышкой рыцарский шлем. На спине у него висел щит. Вот когда Ян получил отличную возможность полюбоваться на герцогский двор, на важных людей и на коронованную особу. По личному опыту сир Ив знал, что увидеть властителя с короной на голове — событие чрезвычайно важное для воспитания молодого человека.

Что касается монаха, одетого в нищенскую одежду, с веревочными четками в руке и простым деревянным крестом на поясе, то его присутствие придавало сиру Иву особую значимость. Сразу видать, что этот юный барон, кем бы он ни был, — набожен и благочестив. И к тому же скромен, коль скоро не доверяет собственным познаниям в латыни и возит с собою ученого монаха.

Как ни странно, но меньше всего внимания привлекал к себе сам сир Ив. Он выглядел в точности тем, чем являлся: владелец небольшого замка на побережье, рыцарь и воин, не имеющий особенных заслуг, но и не из числа недостойных. Свою обыкновенность сир Ив нес с подчеркнутым достоинством, и это–то мгновенно оценил герцог де Монфор, как только увидел его.

Герцог, рослый, мясистый, с годами отяжелевший, сидел на высоком кресле с резной спинкой, повторяющей по своей форме силуэт кафедрального собора: высокие стрельчатые башни по бокам, острая крыша посередине. Небольшие глаза Монфора внимательно рассматривали сира Ива.

Ив приблизился к нему, остановился на расстоянии пяти шагов и опустился на колени.