Озеро Туманов

Женевьева не представляла для него ни малейшего соблазна. Однако стоило ему подумать об этом, как знакомая тьма зашевелилась в нем, отчего сразу тепло стало в груди. Но теперь эта тьма была растворена жалостью, и Иву было в ней вовсе не страшно и не одиноко, как в прошлый раз.

— Иди ко мне, — сказал он Женевьеве.

А брату Эртелю он сказал:

— Подержи коня. Я скоро вернусь.

Он взял Женевьеву за руку и повел ее в чащу леса. Она шла за ним доверчиво и все покусывала губу. Ив никак не мог выбрать подходящее место: то кусты, то муравейник, то какие-то колючки. А Женевьева сказала:

— Вообще-то их было четверо, а пятый только сделал вид, но у него не получилось.

Ив и это пропустил мимо ушей. Он остановился на маленькой полянке, где рос мягкий мох.

— Нравится тебе здесь?

Она молча уселась и подняла голову. Ив сел рядом. Молча они смотрели — не друг на друга, а куда-то на деревья. Женевьева начала плакать. Ив обнял ее, прижал к себе и покачал, а она обхватила его руками и стиснула. Ив еще успел подумать о том, что сейчас его сердце лопнет; а потом он вообще перестал думать.

И вдруг он услышал, как кричит птица, и увидел над собой небо. Женевьева сидела рядом, затягивая завязки на платье. Ее волосы растрепались и были полны легкого лесного сора, а к виску прилепилась тонкая паутинка. Ив приподнялся на локте, осторожно смахнул эту паутинку.

Она повернулась к нему спиной.

— Помогите мне прибрать волосы, мой господин.

Ив взял в ладонь ее волосы и подержал их на весу. Никогда в жизни он не прикасался ни к чему подобному. Они были тяжелыми и приятными на ощупь, как собачья шерсть, но гораздо более гладкими. Ив не знал, что делать с ними. Он разобрал их на прядки, как сделал бы это с гривой Единорога, вытащил несколько соринок, расчесал их пальцами. Женевьева отобрала у него волосы и заплела в косу.

Ив поднялся на ноги, помог встать Женевьеве. Она по-прежнему не глядела на него. Тихо сказала:

— Теперь простимся.

И бросилась бежать.

Ив в недоумении проводил ее глазами, но догонять не стал. В голове у него гудело — темным ветром оттуда выдуло все мысли. Остались только самые простые: например, мысль о том, что надо теперь забрать Единорога и ехать дальше в Бретань, домой — в замок Керморван.

* * *

Весь день Ив ехал на северо-восток и по-прежнему ни о чем не мог думать. В груди у него была тяжесть, горло сжимало. Располагаясь в лесу на ночлег, он обнаружил, что в седельных сумках вовсе не осталось припасов — на прощание брат Эртель распорядился ими по-своему. Но даже это не огорчило Ива. Он просто-напросто улегся и заснул под первым попавшимся деревом.

Ему приснился Эсперанс.

Эсперанс сидел, поджав ноги, на плоском замшелом камне: мох служил ему мягкой подушкой, две изогнутых коряги — подлокотниками. Эсперанс пил воду из большого гриба с изогнутыми вверх краями и смотрел на своего воспитанника насмешливо.

— Пора бы вам, господин мой, научиться разбирать подобные дела самостоятельно. Что вас мучает? Вы не погрешили ни против людей, ни против своей природы. Вы малость погрешили против добродетели, но это для ваших лет вполне извинительно.

Во сне Ив ответил Эсперансу:

— Женевьева предложила мне свое тело в качестве награды за избавление от плена.

— Но ведь и знатные дамы в романах делали то же самое, — возразил Эсперанс. — Мы с вами читали эти истории — помните? Когда сэр Ивэйн, ваш неполный тезка, спас от великана одну даму, она тотчас одарила рыцаря своей любовью. Вы были еще совсем дитя и спрашивали — что это означает. А я ответил: «Это как дружба, только крепче. Зато не на такой долгий срок». Вы же засмеялись и ответили, что предпочли бы дружбу.

Ив позабыл этот разговор, но теперь вспомнил.

Эсперанс протянул ему гриб-чашу. Напиток в чаше оказался похожим на сидр, освежающий и холодный. Отпив несколько глотков, Ив воткнул гриб ножкой в мягкий мох.

— Любовь дамы преподносилась рыцарю как драгоценный дар, — сказал он. — Как нечто имеющее не один лишь плотский смысл, но наполненное также смыслом духовным. Такова была суть сделанного знатной дамой по отношению к сэру Ивэйну. А эта Женевьева, худородная горожанка, навязывала мне, сеньору древнего рода, недостойные плотские утехи и проделывала это так же деловито, как привыкла покупать на рынке репу.

Эсперанс поднял лохматые брови:

— Но вы ведь в конце концов не отвернулись от ее подарка!

— Да, — горестно кивнул Ив. — Но почему?

— Сами-то вы что по этому поводу думаете?

— Я думаю, что иной раз и репа бывает весьма кстати…

Он вглядывался в лицо Эсперанса, которое то терялось в полутьме, то вдруг проступало отчетливо и делалось все более красным и потным. Наконец Эсперанс рассмеялся:

— Вы сумели отвергнуть ее в первый раз и сумели не отвергнуть во второй. Подумайте над сокровенным значением своих поступков, сир, а мне разбирать их недосуг.

Ив проснулся. Небо, заметное между ветвей дерева, было холодным, густая синева его поблекла — приближался рассвет.

— А дело-то вовсе не в репе, — произнес Ив вслух охрипшим голосом.

В лесу вдруг хрустнула ветка, как будто кто-то подслушивал мысли Ива.