Озеро Туманов

— Эта жена, однако, оказалась ветреного нрава и сбежала с заезжим торговцем. Он прибыл откуда-то с севера и сманил ее богатствами, которые вез в своих коробах. Только ее и видывали! А ребенка она оставила с отцом. Хорошо.

— Да ничего хорошего! — вырвалось у его соседа. — Нет в этом ничего хорошего!

— Хорошо, — упрямо повторил низкий. — Прошло время, и человек взял себе другую жену. Жену, но не благословение на брак. И та женщина, которая была ему как жена, тоже родила сына. Потом она умерла. Умер и тот человек, как уже говорилось. Остались двое сыновей, — он указал на себя и своего соперника. — Кому должен принадлежать дом? И дом, и скотина, и всякое доброе имущество? Тому, кто рожден от законной жены, которая поступила незаконно, или же тому, кто рожден от незаконной жены, прожившей законно?

Сир Ив сказал:

— Поскольку количество законного и незаконного в обоих случаях одинаково, то дом и все прочее должны отойти к тому, кто был рожден раньше, то есть к старшему.

Рослый человек торжествующе захохотал, а его единокровный брат нахмурился.

— Тебе же, — продолжал Ив, обращаясь к младшему из братьев, — стоило бы взять себе участок на заросшем поле и весной распахать его.

— Да там же ничего не растет, — угрюмо проворчал крестьянин. — Все знают, что на это поле плюнул злой сир Вран, вот оно и зачахло.

— Для того я и вернулся в Керморван, чтобы выкорчевать всякую слюну от сира Врана, — ответил Ив. — И вы должны быть мне в этом помощниками.

И он дал знак братьям отойти, чему они и подчинились без спора.

Тут среди собравшихся поднялось некоторое волнение, поскольку один из крестьян привел в трактир свою жену. А для того, чтобы в трактир вошла одна женщина, требуется выставить оттуда сразу двоих мужчин, потому что вместе с женщиной входит также и дух противоречия, и этой парочке требуется много места.

Крестьянин между тем вытолкнул жену вперед, и она остановилась перед троном из чурбана и скатерти и уставилась остекленевшими глазами на большое красное яблоко с маленьким гнилым пятнышком на боку. Яблоко это лежало возле левой ноги сира Ива.

Сир Ив посмотрел сперва на женщину, потом на ее мужа и спросил у него:

— В чем твоя просьба?

— Отворите ей чрево, добрый господин, — сказал крестьянин. — Мы живем уже три года и никогда не уклонялись от супружеских обязанностей, но детей у нас до сих пор нет. А такого быть не может, если только чрево женщины не запечатано.

Тут женщина подняла взгляд, и Ив за единое мгновение увидел все эти три года, — как будто смотрел на нее из Озера Туманов, где время движется по-другому, нежели на земле. То, что открылось ему об этой женщине и ее муже, промелькнуло слишком быстро, и одежда из слов не поспела за мыслью, так что мысль осталась обнаженной; лишь на пяточку успел он набросить словесный покров и сказал:

— Напрасно бил ты ее все эти годы! В бесплодии повинен ты, а не она; с ней и ее чревом все в порядке, а вот ты — как сухая ветка. Поэтому я отбираю у тебя эту жену.

Крестьянин даже поперхнулся, но быстро взял себя в руки и возразил:

— Мой господин, да как же не бить жену? Это только к пользе, да и боли она не чувствует. Ведь всякая женщина сделана из адамова ребра, а ребро — это кость; кость же — она как полено; вот почему женщины не чувствуют боли.

Ив качнул кружкой, которую держал в руке.

— А ну-ка, — крикнул он, — кто-нибудь из вас, ребята, огрейте этого умника по ребрам! Пусть посмотрит, как это ребра не чувствуют боли!

Злого мужа с хохотом схватили и выволокли из трактира. Сразу же донеслись его вопли: видать, от души охаживали его по бокам! Ив же обратился к женщине:

— Если здесь есть человек, который тебе по сердцу, укажи на него — пусть он будет твоим мужем.

А она заплакала и нырнула в толпу, и скрылась.

Сир Ив смотрел на свой народ и видел по преимуществу макушки. Макушки эти, растрепанные, по временам вшивые, покачивались и клонились друг к другу, словно камыши на берегу, а потом вдруг опрокидывались, и тогда на Ива смотрело лицо.

И одно из этих лиц сказало:

— Вот еще одно дело, господин, рассудите нас.

Перед помостом выставили парня лет двадцати. Руки у него торчали из рукавов почти от локтя, они были костлявы и красны, и он пытался спрятать их за спину. Лицо у него было серое, а взгляд унылый.

Парень этот сильно напомнил Иву его спутника, Нана, в тот день, когда они встретились впервые. И потому Ив спросил:

— Что он украл — еду или вещи?

Щеки у парня так и вспыхнули.

— Ничто от вас не укроется, господин! — с торжеством произнес обвинитель. — Он вор и никак не хочет исправиться. И мы просим и умоляем вас избавить нас от такой напасти. Времена сейчас нехорошие. Тут и честным-то людям не хватает, чтобы поесть и согреться.

— По-вашему, следует его повесить? — спросил Ив и обвел глазами собравшихся.

Многие отвели взгляд, а обвинитель упрямо сжал губы. Наконец он сказал:

— Почему бы и нет! Вор — тот же убийца. Если он отнимет хлеб у моих детей, мои дети умрут.