Озеро Туманов

— Вижу я, что ты человек зажиточный. Возьми его к себе в работники, — распорядился Ив. — Дай ему одежду по росту, заставь трудиться с утра до ночи и корми наравне с домочадцами. Если он снова украдет у тебя еду, избей его. Если он украдет у тебя какую-либо вещь, отведи его ко мне, и обещаю: я его повешу.

И все шумели, посмеивались и подталкивали кулаками обвинителя и его нового работника. Ив же сказал:

— Раз вы признали меня своим господином, то будете слушаться. Правосудие не для того, чтобы всем угодить; оно ради Господа на небе и порядка на земле. Поэтому не оспаривайте моих решений, иначе я уйду и покину вас навсегда.

Он наклонился, подобрал яблоко и, сидя на троне, начал есть. Глаза его были закрыты, солнечный луч погас на короне из листьев. Люди смотрели на лицо, белеющее в полумраке, и на темную полоску нитяного кольца на пальце, и медленно зарождался среди них ропот, и наконец они стали говорить и кричать:

— Идем сейчас же на замок! Выбросим чернокнижника из Керморвана!

Так кричали они некоторое время и глазели на Ива с восторгом и ожиданием.

Ив доел яблоко без остатка, не выплюнув ни зернышка, и тогда произнес:

— Довольно.

Его не расслышали и продолжали кричать:

— Смерть колдуну!

Эсперанс заревел:

— Тихо вы! Молчать! Молчать!

И когда они угомонились, Ив повторил:

— Довольно. Если Бог на нашей стороне, сир Вран отдаст мне Керморван. По доброй ли воле он сделает это или же мне придется его заставить — не знаю; но вы пока что ничего не предпринимайте. Я не желаю, чтобы в моей земле напрасно проливалась бретонская кровь. И не думайте, будто вам дозволено просто так, по собственной вашей воле, напасть на барона и убить его, будь он даже чернокнижник и колдун! Поэтому если вы хотите, чтобы я остался с вами, ведите себя смирно.

Они наклонили головы и ждали, что он скажет еще.

— Ступайте, — приказал сир Ив. — Спокойно ждите от меня известий. Скоро я пойму, как нам лучше поступить. Тогда я и позову вас, а вы уж тогда приходите по первому зову.

* * *

— То, что ваш дядя нанял голландцев, нам весьма на руку, мой господин, — говорил задумчиво Эсперанс. Эти голландцы все не шли у него из головы. — А поглядеть иначе, так хорошего тут для нас мало. Стоит еще поразмыслить, к добру или к худу все сложилось. С другой стороны, как понять, где добро и где худо, когда все только начинается? И многое ли изменится от того, что мы поймем, где добро, а где худо? Ведь в любом случае сражения нам не избежать!

Ив молча сидел на кровати в «Ионе и ките»: в одной рубахе, босой, он готовился отойти ко сну и не вникал в рассуждения Эсперанса. Знакомый голос наполнял комнату, изгонял из нее чужие воспоминания, какие еще прятались по углам. За разговорами любое помещение обживается быстрее, это знают женщины, и курицы, и самые мудрые из мужчин. Вот Ив и посматривал то на своего наставника, то в окно, забранное кривым ставнем.

В комнате было холодно. Для рыцаря-избавителя нашлись толстые одеяла, но сир Ив все равно лязгал зубами.

Эсперанс переменил тему:

— Я распорядился, чтобы сюда доставили жаровню.

— Хорошо, — пробормотал сир Ив. — Что-то меня знобит.

— Это от усталости, мой господин.

— Мне кажется, я весь переполнен, — признался сир Ив.

— Оно немудрено, — сказал Эсперанс.

— То, что наполняет меня, — оно отчасти такое холодное, что зуб на зуб не попадает.

— Для того я и позаботился о жаровне.

— Но другое — слишком жаркое, обжигает все внутренности, как будто я выпил кипящей воды.

— Это неразумно, мой господин, потому что кипящей водой можно сильно повредить себе гортань и желудок. И тогда ваши слова будут лишены звука, а пища сделается для вас безвкусной. От таких дел человек быстро теряет радость жизни и умирает.

Тут вошел хозяин и внес жаровню с углями. По комнате загуляли тени, теплый воздух смешался с холодным, и началось коловращенье невидимых потоков.

Сир Ив вздохнул с облегчением; когда стало теплее, у него с груди как будто сняли тяжелый камень.

Хозяин поместил жаровню возле кровати и замешкался, в нерешительности глядя на Ива. Видно было, что какие-то невысказанные слова прямо-таки разъедают хозяину язык и причиняют ему неимоверные страдания. И потому Ив не позволил Эсперансу сразу выдворить беднягу, а кивнул ему и дозволил говорить.

— Ребенок-то! — выпалил хозяин. — Тот ребенок, которого вы коснулись в деревне, мой господин… Вся сыпь с него сошла, и красноты как не бывало — он выздоровел.

Сир Ив сказал:

— Спроси его мать, молилась ли она святому Гвеноле, а меня больше ни о чем не спрашивай.

Он лег на постель и закрыл глаза, а хозяин тихо вышел из комнаты.

Эсперанс хорошенько закутал его двумя одеялами, раздул угли в жаровне и, бросив третье одеяло на пол, приготовился было лечь, когда Ив нарушил молчание:

— Почему ты бродишь по собственной жизни взад-вперед, Эсперанс?