Озеро Варыш

Ярче солнышка на небе
Разгорались в кузне топки.
Кто учился, кто уж ловкий,
Кто дровишки подносил.

Позабыв порой о хлебе,

Спать ложились на циновки,
Прямо здесь, у места ковки,
На бревенчатый настил.

Темп Пилон взвинтил изрядный,

Предводитель и герой,
«Ничего, что молодой, —
Говорили мужики, —

А зато незаурядный,

Знать, в башке не древесина,
Слушать всем Клаврата сына,
Нам Пилона в вожаки!»

Кузнецы ковали справно,

Все старались как один,
Но один лишь властелин
Был у ковкого металла.

Только с ним тот был на равных,

Раскрывался без остатка.
И горнило пело сладко,
И душа в нём оживала.

Хоть Пилон брал редко молот,

Доверял простому люду,
Но, казалось, был повсюду.
Каждый меч ему был друг.

По своей работе голод

Каждый чувствовал клинок,
Верности давал зарок
Щит и меч, кинжал и лук.

В их железные сердца

Жизни он вливал поток
Да откладывал на срок
На бревенчатые полки

Из клочетты-деревца,

Досточтимого в Уннеге,
Боронящем, коль набеги
Совершат враги иль волки.

Чародейство наполняло

Свежекованную сталь.
Кончился давно февраль,
И природа, хоть и вяло,

Льды на море раздвигала.

Мал-помалу, вкривь и вкось,
Истощалось и секлось
Ледяное одеяло.

Чёрные росли дороги

Для мурглатских чёрных сил.
Об одном Пилон молил:
Чтоб успеть закончить ковку,

Чтоб, когда сигнал тревоги

Полыхнёт от берегов,
Быть готовым на врагов
Обратить мечей сноровку.

С Олько редко он встречался,

Днём и ночью он ковал,
И лица его овал
Постепенно истончался.

Как-то вечером на кузню

Завернуть решила Олько,
Ведь не виделись уж сколько!
«Сам-то ведь не кажет нос,

Затворился, словно узник».

Спешилась она у двери,
Мужиков прищуром смерив,
Сухо бросила вопрос:

— Где ваш мастер? Проводите.

Кузнецы, потупив взгляды:
— Лучше нету нам награды,
Чем визит самой принцессы.

Только Вы уж не губите,

А Пилон не принимает.
Новый меч он заряжает
У себя за занавесой.

— Это как так «заряжает»?

Заряжают стрелы в луки,
Вы мне бросьте эти штуки.
— Это мы так говорим.

Он в оружье жизнь вселяет,

Не велел мешать доколе…
— Прочь с дороги!
— Ваша воля, коль он Вам необходим.

Через чудо-мастерскую

Проводили госпожу,
Мимо горнов и кложу.
Та ж, откинув занавеску,

Дверь открыла небольшую

В полутёмную каморку.
При лучине, на подпорках,
Меч очередной чудесный

Неподвижно возлежал.

И играли ярким светом,
Как ручьи на солнце летом,
Грани дивного клинка.

Рядом с ним Пилон стоял.

Жив — не жив, иссиня-бледный
Олько прошептала: «Бедный!»
И в глазах ни огонька.

Этот меч лежал меж ними.

Он теперь рассёк пространство.
Сбросить занавес шаманства
Попыталась было Олько.

— Ты своё не слышишь имя?!

Как теперь тебя зовут?
Да очнись от этих пут!
Нет! Не слышит ни полстолька!

Вся Уннега невелика.

Для Сапфира-удальца
От конца и до конца
Проскакать её не шутка.

Вздрогнул конь от Олько клика,

И помчались через лес,
Тропкам всем наперерез,
Как стрела летит из лука.

Словно камень из пращи,

Олько спешилась на землю,
Мимо стражи, что не дремлет,
По ступеням взмыла мысью8.

— Папочка, останови,

Это чистое безумие,
Иль ещё до полнолуния
Его прервутся мысли.

Выглянув на шум, Нерок

Обняла её за плечи:
— Ты дрожишь, как хвост овечий.
Успокойся, не части.

Что ещё несёт нам рок?

Повествуй не бестолково.
Успокоилась, готова?
Говори, кого спасти.

— Я на кузне побывала.

Там наделано оружья
Горы, больше и не нужно.
Помнишь, он вам говорил…

Оживление металла…

И ещё как из-за печки
Выходили человечки…
Правда всё! Да только сил

Больше нету у Пилона.

Он уж слов не молвит вслух,
Плоть не держится за дух.
Смерть к нему неравно дышит,

Увлекает в своё лоно.

Коли так, и я хоть в дым,
Хоть в огонь, но только с ним.
Там мой друг меня отыщет.

— Подожди топиться, дочка.

Утром мы за ним пошлём.
Хочешь, и с тобой вдвоём,
Тоже двинемся верхами.

Взяли до утра отсрочку.

Увидав его, Нерок молвила:
— Чтоб не продрог,
Больше шкур. Везём санями.

Отвезли. Прошла неделя,

А Пилон всё спал да спал.
И никто не понимал,
Что он там в бреду бормочет.

Неотлучно у постели —

Иль придворный эскулап,
Экзотический араб,
Иль принцесса, слёзны очи.

Ждали-ждали пробужденья,

А далёко на часах,
Ждали-ждали на ладьях
Из поганого Мурглата

Вражьей силы приближенье.

Взгляды все за острова,
И сигнальные дрова,
Чай, не будут сыроваты.