Озеро Варыш

Когда луч солнца после бури
Падёт на запоздавшую волну,
Что не успела скрыться в глубину,
Та сгинет пеной в хмури.

Поэты рифмы поменяют.

Отставить хмурь,
Даёшь лазурь!
И искрой льдинки заиграют.

Мы снова живы, невредимы.

Сидим на скальном берегу
И варим на костре еду,
Друг друга любим и любимы.

Кормой в воде, на треть на берегу,

Лежит спасительница «Вьюга»
Средь глыбокаменного круга,
Загару борта выставив дугу.

И Соня начала повествованье.

— Давным-давно на этих берегах,
Меж рек, озёр, на мшистых островах,
Была чудесная страна. Её названье

Когда-то берегли старинные преданья.

Звалась Уннега, жители — уннеги.
Ловили рыбу, строили ковчеги
Должно быть, с самого начала мирозданья.

Здесь долго, долгие века

О скалы разбивались волны,
И лесы были всякой дичи полны,
А жизнь понятна и легка.

Природы райский уголок,

Где всякому хватало счастья,
Где каждый, не боясь напастей,
Земной свой срок прожить бы мог.

Природа, словно любящая мать,

Давала детям всё что нужно,
Чтоб не работали натужно.
Однако заставляла соблюдать

Свои законы неизменно

И не прощала жадности, гордыни,
Всегда топила смельчаков на льдине.
Олень, напрасно убиенный,

В последней судороге пенной

Охотника рогами задевал,
И тот, сражённый наповал,
На роге повисал, окровавленный.

Уннеги кладбища не заводили.

В долблёный чёлн последний прах
Грузили, чтоб исчез в волнах.
О мёртвом долго не грустили.

Они любили наблюдать,

Как жизни ручеёк певуч,
Резвясь, сбегает с горных круч.
А чем ему придётся стать?

Рекой могучей и широкой,

Вобравшей силу неба и земли,
По коей смогут корабли
Пуститься в путь весьма далёкий.

Да разве то беда,

Что ей в конце теченья
Придётся испытать паденье
И с океаном слиться навсегда?

Брегов раздвинутся границы,

И цвет, и вкус изменятся воды,
И новой жизни райские сады,
Как дивной азбуки страницы,

Раскроются. Так верили уннеги

Своим языческим богам —
Озёрам, солнцу, деревам,
Любя их равно за тепло и снеги.

Друзья, помощники — вот, кто такие боги —

Не требовали жертвенных костров
Или разбитых в кровь молитвой лбов
И не велели воздвигать себе чертоги.

Здесь каждый знал своё предназначенье.

Был мир как идеальные часы.
Уннег с листа не стряхивал росы,
Боясь нарушить времени теченье.

Но время придержать получится едва ли.

Цивилизация, прогресс
Уже реальный представляли интерес
И наступали на Уннегу, наступали.

Оружие, по поводу и без,

Теперь использовалось чаще,
От лязга содрогались чащи,
И то и дело загорался лес.

Оружие ковал Пилон-кузнец.

Вернее, так. Клаврат, его отец,
Что был и жнец, и на дуде игрец,
В Уннеге первый был мудрец.

Он в жёны взял красавицу-смуглянку

Ристину. Говорили про неё,
Что мать её — бродячая волхвянка,
Никто не знает старое быльё.

Однажды в юности, врагов мечом кромсая,

Он в битве захватил сундук,
Большой, дубовый, крышка золотая,
Один замок, наверно, весил пуд.

Но, приложив немалый труд,

Его, конечно же, сломали
И крышку подняли, а тут…
Дружинники загоготали:

«Ну, командир, отбил трофей!

Ненужных книжек стопки.
Из крышки наковать цепей,
А мусор для растопки».

— Заткнись, Бормот! Тупой мужлан!

Читать-то хоть умеешь?
Труды учёных разных стран!
Ты, неуч, как ты смеешь!

Ну вот, к примеру, Архимед, о рычагах,

Как грамотно их люди применяют.
«И без науки с рычагами все в ладах,
Когда такую крышку поддевают».

Озлобившись, сказал Клаврат:

— Дарю отряду крышку.
А я, признаться, буду рад
Читать Плутарха книжку.

«Ура Клаврату! — грянула дружина. —

Мудрейшему из воевод!»
Их время рассудило: сей детина
Добился сказочных высот,

К наукам редкой возгоревшись страстью,

И стал первейшим мудрецом,
Из всех коллизий и напастей
Он выбирался молодцом.

Он врачевал, предсказывал погоду,

Учил, как строить корабли,
Учил, как сеть забрасывают в воду,
Добыть руду из-под земли.

И вот уже король Стефаний

Его зовёт учить детей
Наукам и правописанью,
Всему, в чём сам был корифей.

Ему отводят дивный дом

За речкой у дворца,
Чтоб был покой и тишь кругом
В усадьбе мудреца.

Жена Ристина с ним не знает бед.

Года идут, любовь не тает.
На ней опять бриллиантовый браслет,
И сын Пилон уж подрастает.

Но прерывается их счастье,

Разлука к ним стучится в дом.
Нуждой страны и высшей властью
В Европу он плывёт послом.

Уннега, островное государство,

Словно отрезанный ломоть,
И до любого королевства-царства,
Хоть посуху, по морю хоть,

Был путь не близок и опасен.

Где дикари проходу не давали,
Их лик и норов был ужасен.
По морю викинги в челнах сновали.

Уннегское посольство, с коим плыл Клаврат,

Прикрыл по морю мощный флот
Страны Уннеге дружеской Мурглат.
Его вёл лично сам король Левгрот.

Он возвращался из далёкого похода,

Награбленного волоча баржи,
А также множество невольного народа
В чужие угонялось рубежи.

Уже давно на многие народы

Левгрот обрушил кованую длань,
И полыхали небосводы,
А побеждённые платили дань.

Безжалостный завоеватель

И ненасытный лиходей,
Он мудрый был изобретатель,
Он был хитрющий, словно змей.

Уннегам наилучший друг,

Он знал, что маленький народ
Не сломишь силою и вдруг,
А только сгинет меж болот

Немало рыцарей отличных,

И обойдётся лоскуток земли
Такой потерей средств наличных,
Что призадумаешься: стоит ли?

Ещё давно Стефания отец

В Уннеге ввёл всеобщую повинность:
Уметь сражаться должен и юнец,
И ни при чём тут пол и чинность.

Любой подросток без труда

Кинжал, топор метал на слух,
И женщина, коли нужда,
Легко натягивала лук.

«У них к тому же чародей на чародее, —

Так здраво рассуждал Левгрот. —
Я брать Уннегу приступом не смею,
Тут надо хитростью, в обход».

Итак, Клаврат отплыл послом за море,

Чтоб царственным особам рассказать,
Что есть Уннега, кто там на престоле,
А также чтобы самому узнать,

Чем юная Европа дышит,

Что чернь и господа желают
И как горнила жаром пышут,
В которых руды расплавляют.

Какие вирши сочиняют стихотворцы,

Про философский камень расспросить,
Какие платья носят царедворцы.
Всё-всё собрать и обобщить.

Король Стефаний и жена его Нерок

Ристину искренним вниманьем окружили,
Оберегая от тоски и от тревог.
Они и раньше семьями дружили.

***

Тем временем из стран далёких
Вернулся по морю Клаврат.
Он шёл по лесу в сапогах высоких.
О! Как он был Уннеге рад!

Как жарко обнял он свою Ристину

И как был бесконечно рад
Увидеть сильным и здоровым сына,
И слышалось везде: «Ура, Клаврат!»

В саду без устали, хоть сколько

Их дети радостно играли:
Пилон, а с ним принцесса Олько —
И год за годом подрастали.

Пилон в младые годы

Искусство ковки обожал,
Горнило озаряло своды,
Металл послушно оживал…

И часто юноша не замечал

В дверном проёме появившуюся Олько.
Ту, о которой он уже мечтал.
О нём, единственном, она вздыхала только.

— Ты снова подкралась, подобно кошке?

— Ты смастерил мне новый арбалет?
— Последний штрих. А что в твоей ладошке?
Кто подарил подснежников букет?

— Никто. Нарвали мы с подружкой.

Природе зря утрату принесли.
Росли бы лучше за опушкой,
Уж вянуть они стали с полпути.

Пилон смолчал, но лишь рассвет

Лучом по небу пробежался ловко,
Любимой он вручил букет
Невянущий, ажурной ковки.

Уннега вся гуляла две недели,

Стефаний ставил бочками вино.
Самозабвенно люди пили, ели,
И было всем пьяным-пьяно.

Клаврат подарки раздавал,

Рассказывал о зарубежье
И кубок пенный поднимал:
— Чтобы не быть углом медвежьим!

За праздниками потянулись будни.

Теперь с рассвета до полудня,
А от полудня до заката
В заботах видели Клаврата.

То с книгами, при чертежах

(он строит порт на островах),
То принимает делегации —
Хотят дружить с Уннегой нации.

Кузнечным делом заправлял Пилон.

Теперь сказали б, мастер цеха он,
Где молодцы металл ковали
Да собирали вороты и тали.

Клаврат спал мало, да почти не спал,

Ведь по ночам спускался он в подвал,
Где, сдвинув в сторону ненужный хлам,
Устроил опытную камеру, и там,

Меж реактивов, тиглей и огней,

Порою медленно, а то быстрей,
Волшебные составы грелись мутно
И цвет причудливо меняли поминутно.

В одну такую ночь, когда луна

Взошла над елями, полна,
Лимонный шар с лиловой лужей в брюхе,
Собаки, коим не откажешь в нюхе,

Издали столь ужасный вой,

Что даже волки за горой
Им тем же отвечали.
И трижды ухнула сова,
И лошади в яслях заржали.

«Клаврат!» — подбросило Ристину.

«Отец!» — сдавило сердце сыну.
Мгновенье… он уже вбежал
Чуть раньше матери в подвал,

Где нелюдя раздался крик

И мрак какой-то в воздухе возник.
Клаврат, состарившийся вмиг,
Пал навзничь, исказивши лик.

Всё было кончено и кем-то решено.

В окно метнулось чёрное пятно.
Полночный призрак прочь умчался,
Клаврата путь земной прервался.

Уннеги траура не признавали,

Но тяжело переживали
Никак нежданную утрату:
«Ну как теперь нам без Клаврата!»

И было так судьбе угодно,

Чтоб с милою женой разлука
Не длилась бы и год, но…
В этом смерть её порука.

Ристины разум помутился,

В печальный сумрак погрузясь,
С душой и телом разделился,
И с миром связь оборвалась.

Все дни она у озера сидела,

Уставя взор на тёмную волну.
Худая, бледная — она почти не ела,
И раз под утро в полную луну

Холодное, безжизненное тело

Нашёл случайный рыболов.
Колени обхватив, она сидела.
— Не плачь, Пилон, удел её таков.

Сама природа знает, что творить,

Наверняка они уже вдвоём.
Нам нужно вместе дальше жить.
Пойдём… к моим родителям пойдём, —

Сказала Олько, когда чёлн печальный

Унёс Ристину далеко,
За грань, где солнца луч прощальный
Уходит в море глубоко.

— Пойдём, но только не сегодня.

Сегодня я хочу в подвал
Спуститься по дощатым сходням,
Где часто мой отец бывал.

— Как скажешь, только я с тобою,

Мне страшно одного тебя пускать.
Там было что-то мерзкое и злое,
То, что убило твоего отца и мать.