Ожерелье Атона

От внимательного взгляда Эйе не укрылось выражение озабоченности на лице правителя, и виновник тоски с подведенными голубой краской глазами находился поблизости – писец, сжимавший глиняную табличку с печатью Вавилонского царя.

– Плохие вести? – поинтересовался Эйе.

Эхнатон пожал плечами:

– Как и обычно. Я чувствую, скоро Вавилонский царь нарушит ту дружбу, которая началась еще между нашими отцами. Атон – только в нем мое спасение. Бог не предаст меня.

Едва заметным знаком отпустив писца, фараон подошел к оконному проему. Там, как рыбья чешуя, сверкал вспоротый солнечными лучами Нил.

– Послушай, какие стихи родились у меня сегодня…

И, глядя вдаль, Эхнатон забормотал:

– Великолепен, Атон, твой восход на горизонте.

Живой солнечный диск, положивший жизни начало,

Ты восходишь на восточном горизонте,

Красотою наполняя всю землю.

Ты прекрасен, велик, светозарен и высок над землею,

Лучами ты обнимаешь пределы земель,

тобой сотворенных.[12]

Отравленная стрела досады вонзилась в сердце Эйе. Даже царица Хатшепсут[13] проявляла больше внимания к государственным делам. Пусть она носила мужскую одежду и даже привязывала накладную бородку, но Египет процветал при ее правлении. Эхнатона же не интересует ничего, кроме наложниц и поэзии.

Вслух же жрец высказал совершенно иное:

– Только возлюбленному сыну Атона под силу найти те слова, в которых отражается вся мощь и величие бога!

Щеки фараона заалели от удовольствия. Он собрался призвать держателя опахала, но Эйе, разгадав его намерение, упал перед Эхнатоном на колени.

– Ну что ты все время падаешь ниц? – раздраженно воскликнул Эхнатон. – Или, может, ты виновен передо мной?

«Еще как, – подумал жрец. – Но, надеюсь, в Дуате[14] мое сердце все же не перевесит перышко Маат[15]. После того как умерший рассказывал Осирису о своей жизни, его сердце помещалось на одну чашу весов истины. На другую опускалось страусовое перо Маат. Я забочусь о благополучии Кемет. И немного – о своем собственном…»

– Позвольте сделать вам подарок, – кротко сказал Эйе, открывая ларец. – Он достоин своего правителя.

Ожерелье произвело на фараона ошеломляющее впечатление. Эхнатон замер, не в силах вымолвить ни слова.

По царским покоям запрыгали разноцветные блики. Покачивающийся на золотых цепях Атон был совершенен, как лицо Нефертити. Эхнатон, не сводя глаз с ожерелья, освободился от пластин воротника, охватывающего шею, и протянул руки навстречу божественному сиянию.

Опустив ожерелье в царские ладони, Эйе довольно улыбнулся.

Все получилось именно так, как он задумал!

В квартире журналистки и писательницы Лики Вронской царил легкий беспорядок. Замерла в ожидании распахнутой пасти сумки стопка книг. Упакованный в черный портфель ноутбук уже готов к путешествию. В полуоткрытом опустевшем шкафу укоризненно покачиваются вешалки для одежды.

– Куда? Горе мое! В Египте же жара под тридцать градусов! – Паша оторвал взгляд от упрямо не желающей застегиваться молнии чемодана и расхохотался. – Да оставь ты эту шубу!

Лика вздрогнула, непонимающе уставилась на шубку, которую упорно заталкивала в баул, потом тоже рассмеялась. Какая же она рассеянная! Мысли сворачиваются в сюжет нового детективного романа. И в этом состоянии перманентного творчества реальность совершенно утрачивает свои очертания.

Девушка украдкой бросила на бойфренда нежный взгляд. Очки еще больше удлиняют густую щеточку ресниц, мечту любой девчонки. Трогательные пухлые губы, округлый животик выглядывает из-под задравшейся майки. Такой вроде бы заботливый домашний мужчина. Только он умеет делать больно, так больно, что нечем дышать…

Четыре месяца назад Паша исчез из ее жизни. Разве разберешь на дуэли взаимных обвинений, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Тут и упреки по поводу того, что Лика живет в редакции, и шипящая змея ревности, и попахивающие студенчеством клейкие магазинные пельмени.

В панике перед неотвратимо надвигающимися новогодними праздниками Лика Вронская успела наломать немало дров. Бросила работу и спряталась от проблем в придуманном мире своего первого романа. А воображаемый кровавый клубок вдруг вырвался из компьютера и чуть не поглотил ее в трясине реальных преступлений.[16]