Ожерелье голубки

Это напомнило мне, что я пользовался некогда расположением одного из везиров султана, во дни его знатности, и проявил он некоторую сдержанность, и оставил я его. Но прошли его дни, и окончилось его правление, и проявил он ко мне дружбу и братские чувства в доле немалой, и сказал я:

Ты дарил мне неприязнь, когда судьба была благоприятна, и проявляешь приязнь ко мне, когда рок от тебя отвернулся.
Ты приветлив со мной, когда бесполезна твоя приветливость; о, если бы проявил ты приветливость, когда был неприветлив!

Затем бывает разлука смерти — это уже конец, и нет тут надежды на возвращенье. Это беда постигающая, спину сокрушающая, это напасть судьбы и горе, и затмевает она мрак ночи. Она пресекает все мечты, уничтожает всякое желание и лишает надежды на встречу; тут смущается язык и обрывается веревка лечения, и нет здесь хитрости, кроме терпения, волей или неволей. Это самое значительное, что постигает влюбленных, и нет для того, кого это поразило, ничего, кроме рыданий и плача, пока не погибнет он или это ему не наскучит. Вот язва, которую не бередят, боль, которая не проходит, и забота, становящаяся все новее по мере того как истлевает зарытый тобою в земле. Об этом я говорю:

При всякой разлуке можно надеяться, и это еще не конец.
Не торопись отчаиваться — кто не умер, не ушел совсем,
А тот, кто умер, — о нем отчаяние держится твердо.

И часто видели мы людей, с которыми это случилось. А про себя я расскажу тебе, что я один из тех, кого постигло это несчастье и к кому поспешила такая беда. Я больше всех любил и сильнее всех увлекался одной из невольниц, бывших у меня в прошлом, которую звали Нум. Это была мечта желающего и предел красоты и внешностью, и нравом, и по согласию со мною; я был отцом ее невинности, и мы одинаково любили друг друга. Но поразила меня в ней судьба, и похитили ее ночи и течение дней, и стала она третьей между прахом и камнями, и было мне в пору ее кончины меньше двадцати лет, а она уступала мне в годах. И я провел после нее семь месяцев, не обнажая себя от одежды, и не уставали течь мои слезы, несмотря на застылость глаз моих и малую помощь их в этом, и, клянусь Аллахом, не утешился я до сего времени, и если бы был принят выкуп, я бы, право, выкупил ее всем, что имею из наследственного и нажитого, и каким-нибудь из членов моего тела, дорогих для меня, — поспешно и охотно. Никогда не была жизнь мне после нее приятна, и я не забыл ее памяти и не сближался с другой женщиной, и любовь к ней стерла все, что было прежде, и сделала запретным все, что было после нее.

Вот часть того, что я про нее сказал:

Безупречная, светлая, — она солнце, когда появится, а другие владелицы браслетов — звезды.
Любовь к ней заставила взлететь с места сердце, и, ненадолго спустившись, оно снова парит.
А среди стихотворений, в которых я ее оплакивал, есть поэма, заключающая такие стихи:
Кажется не насладился я словами твоими, которые дуют на узлы сердца[98]

.И не властвовал я над мечтами, словно я забавлялся им, получив слишком много власти.

Оттуда же:

Проявляют они неприязнь, хоть они и друзья, и клянутся порвать со мной, но нарушают клятву.

И еще говорю я в поэме, с которой обращаюсь к моему двоюродному брату, Абу-ль-Мугире Абд аль-Вах-хабу Ахмаду ибн Абд ар-Рахману, внуку Хазма, сына Талиба[99], отвечая ему:

Остановитесь, спросите следы кочевья, где его обитатели: пронеслось ли над ними разрушение ночи и дня.
Постойте над исчезающими, пустынными, оголенными, — кажется, что жилища их столь же сокрыты, как мысли.

Люди не согласны насчет того, что тяжелее — разлука или разрыв. И то и другое — тягостное восхождение, красная смерть, черная беда и серый год, и всякий считает из этого ужасным то, что противоположно его природе.