Ожерелье голубки

Однажды расспрашивал меня Абу Абдаллах Мухам-мад ибн Кулейб, из жителей Кайравана[56], во дни моего пребывания в «Городе»[57] (а это был человек с очень длинным языком, хорошо наученный задавать вопросы во всех отраслях), и сказал он мне, когда речь зашла о любви и ее свойствах: – Если отвратительно той, кого я люблю, меня встречать, и сторонится она близости со мною, – что мне делать? – Я считаю, – ответил я, – что тебе следует стараться привести в свою душу радость, встречаясь с любимой, даже если это ей отвратительно. – А я не считаю этого, – молвил Абу Абдаллах. – Напротив, я предпочту любовь к ней любви к самому себе и ее желания – своему желанию, и буду терпеть и терпеть, хотя бы была в этом гибель. – Я полюбил возлюбленную только ради своей души и для того, чтобы наслаждалась она ее образом, – отвечал я, – и я последую своему побуждению, и подчинюсь своей природе, и пойду по своему пути, желая для души радости. – Это неправое побуждение! – молвил Абу Абдаллах. – Сильнее, чем смерть, то, из-за чего желаешь смерти, и дороже души то, ради чего отдают душу. – Ты отдаешь свою душу не по доброй воле, а по принуждению, – отвечал я, – и если бы было для тебя созможно не отдать ее, ты бы, наверное, ее не отдал. А за добровольный отказ от встречи с любимой достоин ты порицания, так как принуждаешь свою душу и приводишь к ней гибель. – Ты человек доводов, – сказал Абу Абдаллах, – а нет доводов в любви, на которые бы обращали внимание. – Когда приводящий доводы поражен бедствием, – ответил я, и Абу Абдаллах молвил: – А какое бедствие больше любви?

Глава об ослушании

Но нередко любящий следовал своей страсти, и слушался своей головы, и достигал удовлетворения с любимой, стремясь добиться радости всяким путем, будь возлюбленная гневна или милостива. И тот, кому помогло в этом время, кто тверд душой и кому благоприятны были судьбы, получал наслаждение свое полностью, и исчезали его огорчения, и прекращались его заботы, и видел он то, на что надеялся, и добивался того, чего хотел. Я видывал людей с такими качествами и скажу об этом стихи, среди которых есть такие:

Если привел я душу к тому, чего желал от газеленка, что вечно делал меня больным,
Не посмотрю я, насильно было это или добровольно, не посмотрю на гнев или милость.
Если нашел я воду, обязательно погашу я ею пламя угля гада[58]

!

Глава о хулителе

Любви присущи многие бедствия, и первое из них – хулитель. Хулителей бывает несколько видов, и корень их всех – это друг, когда отброшена между ним и тобою забота об осторожности. Его порицания лучше многой помощи, и в них счастье и предостережение. Они – дивное наставление душе и тонкое для нее ободрение, которое, возникнув, производит действие и заключает в себе лекарство, усиливающее страсть, в особенности если хулящий мягок в речах и хорошо достигает словами тех мыслей, которые хочет выразить, и если знает он, в какое время усилить запреты, в какую минуту умножить приказание и в какой час остановиться меж тем и другим, сообразно тому, что он видит от любящего – облегчение, затруднение, согласие или ослушание.

Затем есть хулитель порицающий, который бранит, никогда не отдыхая. Это великая беда и тяжкая ноша; мне выпало нечто подобное, и если это и не относится к предмету книги, то сходно с ним. А именно: Абу-с-Сирри Аммар ибн Зияд, друг наш, часто порицал меня за тот путь, которым я следовал, и поддерживал некоторых из тех, кто тоже порицал меня за это, – а думал я, что он останется со мной, ошибусь ли я, или буду прав, из-за нашей крепкой с ним дружбы и моей истинной привязанности к нему.

Я видел людей, страсть которых так усилилась и увлечение настолько увеличилось, что упреки стали им милее всего, так как могли они показать хулителю свое непослушание, насладиться, прекословя ему, добиться отпора и осуждения и преодолеть его, подобно царю, обращающему в бегство врага, или искусному спорщику, одолевающему противника. И радуется любящий тому, что делает он при этом, и нередко он сам навлекает упреки хулителя, говоря вещи, заставляющие начать укоры.

Об этом я скажу стихи, среди которых есть такие:

Милее всего для меня хула и упреки, так как могу я услышать имя той, о ком я мечтаю вспомнить.
И как будто я пью при упреках неразбавленное вино, а именем моей госпожи, выпив, закусываю.

Глава о помощнике из друзей