Ожерелье голубки

Кто обладает душою гордой, любвеобильной, мягкой, доступной и устойчивой в обещании, для того ничто не сравнится с бедствием разлуки, так как она пришла намеренно, и замыслили ее превратности рока умышленно. Поэтому не видит он, чем утешить свою душу, и, обращая думы свои к какой-нибудь мысли из мыслей, постоянно находит в ней оживление своей страсти, и возбуждает она печали, причиняя ему страдания и побуждая его плакать о друге. А разрыв – это вестник забвения и разведчик прекращения любви.

Что же касается человека с душою томящейся, постоянно влекомой и обращающей взоры к любимой, беспокойной и переменчивой, то разрыв для него болезнь, влекущая гибель, а разлука – средство забвения и утешения. Я же считаю, что смерть легче разлуки, а разрыв навлекает одну горесть – и только, а если продлится он, то скорее всего вызовет усиление. Об этом я говорю:

Сказали они: – Уезжай! – может быть, утешение наступит, и захочется тебе его желать!
И ответил я: – Смерть будет мне прежде утешения! Кто выпьет яд, раз его попробовав?

Я говорю еще:

Пленила душу любовь к ней; погубило ее отдаленье,
И как будто страсть моя – гость, а душа – ему угощенье.

Я видел людей, которые прибегали к разрыву с влюбленными и добивались его умышленно, боясь горечи дня разлуки, и страданий, и грусти, возникающей при расставанье. Такое поведение, хоть оно, по-моему, и не принадлежит к обычаям, угодным Аллаху, все же решительное доказательство того, что разлука тягостнее разрыва, – как же нет, если среди людей есть такие, которые прибегают к разрыву, боясь разлуки? Я не нашел никого в мире, кто бы прибегал к разлуке, боясь разрыва, а люди всегда избирают более легкое и берут на себя менее значительное, и мы сказали, что это не относится к похвальным обычаям только потому, что поступающие так ускоряют беду, прежде чем она опустится, и глотают горечь мирры раньше времени. Ведь может быть, того, чего они боятся, и не будет, и, может быть, тот, кто ускоряет неприятное, не зная наверное, что ему суждено, ускоряет свой приговор. Об этом я говорю:

Любящий не расстается с любовью – не из нас тот, кто избегает друзей.
Так богатый живет жизнью бедняка, боясь бедности, а бедность его близ него поселилась.

Я вспоминаю, что у моего двоюродного брата Абу-ль-Мугиры есть стихи с той мыслью, что разлука тяжелее разрыва. Эти стихи из поэмы, с которой он обратился ко мне, когда ему было семнадцать лет или около этого. Вот они:

Или не терпится тебе, чтобы близок стал отъезд, и жаждешь ты, чтобы погнали медленного верблюда?
Нет, беда твоя сокрушительна, и поистине, расставаться тяжело.
Солгали те, кто утверждает, что пастбище разрыва вредоносно!
Они не изведали глубины страсти, – ведь берут люди на себя всякое бремя.
А разлука, поистине, если я люблю, – вожак к смерти.

У меня есть об этом длинная поэма, которая начинается так:

Нет равного дню с тобой и утру наслаждения прекрасным зрелищем и полным счастьем.
Был этот день редким плодом бесплодной почвы, исправлением ошибки, сыном от бездетной.
Вот дни молний сближения, для меня не обманчивых, когда сад любви еще не высох,
И есть в нем красавица, чей сосок говорит ей: – Иди вперед! – а изар[100]

говорит: – Останься!И тот и другой ее тянут, и алеет щека ее оттого, что ей стыдно пойти назад иль вперед.
Ничто не несет мне недуга, кроме этих глаз, но ничто в мире, кроме них, не ручается за мое исцеление.
Так и гадюки – ни в чем, кроме тела их, нет верного излеченья от их укусов.