Ожерелье казненной королевы

Правда, тут у него промелькнула неприятная мысль о том итальянском графе… как его… кажется, Калиостро. Ведь это он подсказал им идею насчет кардинала и ожерелья и наверняка рассчитывает на свою долю барыша. Но жизнь так устроена, что победитель забирает все. А победители – они с Жанной. Этот Калиостро может сколько угодно кусать себе локти, но помешать им он уже не сможет…

Молодой дворянин еще немного помечтал о своей будущей прекрасной жизни, но вдруг почувствовал тревогу.

Он давно уже должен был приехать к тому домику, который снимали они с Жанной, но карета все ехала и ехала.

Он отдернул занавеску и выглянул в окно.

За окном кареты были не вымощенные камнем улочки Версаля, а какое-то грязное предместье. И к карете подъезжал всадник, до самых глаз закутанный в черный плащ. Впрочем, этот всадник не казался опасным. Он даже не был вооружен.

Всадник поравнялся с каретой. Возница натянул вожжи. Карета остановилась.

– В чем дело? – Молодой дворянин окликнул своего возницу. – Ты, как тебя… Жак, почему мы стоим?

Возница ничего не ответил, даже не повернулся. Всадник в черном плаще спешился, подошел к карете и открыл дверцу. Молодой дворянин взялся за шпагу.

– Чего вы хотите, сударь? – обратился он к незнакомцу.

– Всего лишь поговорить с вами, – ответил тот и сел напротив. – Всего лишь поговорить.

– Мне недосуг разговаривать с вами. К тому же я вас не знаю.

– Вот в этом вы ошибаетесь. – Незнакомец сбросил плащ, открыв лицо.

Это был тот самый итальянский граф, который подал им с Жанной блестящую идею.

– Ах, это вы, граф! – протянул молодой дворянин. – И о чем же вы хотели со мной говорить?

– О том ожерелье, которое Его Преосвященство кардинал купил для королевы.

– Ах, об этом ожерелье! Но его еще нужно продать, а вы понимаете, сударь, это не так-то легко. Конечно, когда мы его реализуем, вы получите свою долю!

– Конечно. – Калиостро кивнул, затем достал из кармана золотые часы на цепочке, протянул их молодому человеку: – Взгляните, который час?

Часы раскачивались на цепочке, молодой человек следил за ними пристальным взглядом, а Калиостро говорил негромким завораживающим голосом:

– Раз-два, раз-два, тяжелеет голова… три-четыре, три-четыре, веки стали словно гири…

Веки у молодого дворянина и впрямь стали тяжелыми, будто налились свинцом. Он хотел что-то сказать, хотел подняться, но погрузился в странное беспамятство.

Пришел в себя он перед домом Жанны.

Он находился в той же карете, на козлах сидел тот же возница, только футляра с ожерельем не было.