Ожерелье королевы

— Но мы там замерзнем!

— В ней топят уже три дня, монсеньер, я довел температуру до восемнадцати градусов.

— Прекрасно! Но вот бьет половина…

Маршал взглянул на часы.

— Половина пятого, сударь.

— Да, монсеньер, и во двор въезжает верховой: это приехала моя бутылка токайского.

— Желал бы я иметь таких слуг еще в продолжение двадцати лет, — сказал старый маршал, снова подходя к зеркалу, между тем как дворецкий побежал в буфетную.

— Двадцати лет? — повторил со смехом чей-то голос в ту самую минуту, как герцог окидывал себя взглядом в зеркале. — Двадцати лет! Мой милый маршал, от души желаю вам прожить их. Но тогда мне будет шестьдесят лет и я буду совсем старуха.

— Вы, графиня? — воскликнул маршал. — Вы первая! Боже, как вы неизменно прекрасны и свежи!

— Скажите лучше, что я замерзла, герцог.

— Пройдите в будуар, прошу вас.

— О! Я буду там вдвоем с вами, маршал?

— Нет, втроем, — послышался старческий голос.

— Таверне! — воскликнул маршал. — Проклятая помеха! — прошептал он на ухо графине.

— Фат! — пробормотала г-жа Дюбарри, разражаясь громким смехом.

И все трое прошли в соседнюю комнату.

II ЛАПЕРУЗ

В эту самую минуту глухой, смягченный выпавшим снегом стук колес нескольких карет известил маршала о прибытии других приглашенных, и вскоре благодаря распорядительности дворецкого девять человек усаживались вокруг овального стола в обеденном зале. Им прислуживали девять лакеев, молчаливых, как тени, проворных без суетливости и предупредительных без надоедливости; они бесшумно скользили по коврам и обходили обедавших, даже слегка не задевая руками ни их самих, ни их кресел с грудой мехов, в которых тонули до колен ноги сидевших за столом.

Гости маршала наслаждались нежным теплом, веявшим от печей, ароматами мяса, букетом вин. А после супа завязались и первые разговоры.

Извне до них не долетало ни одного звука, так как массивные ставни были закрыты наглухо. Внутри также царила полная тишина, прерываемая только легким гулом голосов обедавших. Тарелки менялись совершенно бесшумно, серебро переходило с буфета на стол, даже не звякнув; дворецкий распоряжался всем, не позволяя себе даже легкого шепота: он отдавал приказания глазами.

Вот почему минут через десять гости почувствовали себя так, точно они были одни в столовой. В самом деле, такие немые слуги, такие как бы бестелесные рабы должны быть и глухи.

Господин де Ришелье первый нарушил торжественное молчание, царившее за супом.

— Вы ничего не пьете, господин граф? — сказал он, обращаясь к своему соседу справа.

Тот, к кому были обращены эти слова, был человек лет тридцати восьми, белокурый, маленького роста, с довольно высоко поднятыми плечами. Взгляд его светло-голубых глаз порою оживлялся, но чаще был полон меланхолии. Открытый красивый лоб свидетельствовал о знатном происхождении гостя.

— Я пью только воду, маршал, — отвечал он.

— Вы делали исключение для короля Людовика Пятнадцатого, — продолжал герцог. — Я имел честь обедать у него вместе с господином графом, и в тот раз вы соблаговолили пить вино.

— Вы пробуждаете во мне очень приятное воспоминание, господин маршал. Да, это было в тысячу семьсот семьдесят первом году, и я пил тогда токайское из императорских погребов.

— То самое, что мой дворецкий имеет честь наливать вам в эту минуту, господин граф, — отвечал Ришелье с поклоном.

Граф де Хага поднял стакан к глазам и стал рассматривать вино на свет.

Оно сверкало в стакане, как жидкий рубин.

— Действительно, — сказал он, — благодарю вас, господин маршал.

Граф произнес это слово «благодарю» с таким величавым и приветливым выражением, что наэлектризованные присутствующие единодушно вскочили со своих мест с возгласом:

— Да здравствует его величество!

— Да, — отвечал граф де Хага, — да здравствует его величество король Франции! Не так ли, господин де Лаперуз?

— Граф, — сказал капитан любезным и вместе с тем почтительным тоном человека, привыкшего говорить с коронованными особами, — я только час назад оставил короля, и он был так милостив ко мне, что никто громче меня не крикнет «Да здравствует король!» Но так как через час я уже буду скакать на почтовых к морскому берегу, где меня ожидают два судна, которые король предоставил в мое распоряжение, то, выходя отсюда, я попрошу у вас позволения возгласить приветствие другому королю, которому я был бы счастлив служить, если бы не имел такого прекрасного господина.

И, подняв стакан, г-н де Лаперуз отдал графу де Хага глубокий поклон.

— Вы правы, сударь, и мы все готовы поддержать вас и выпить за здоровье графа, — произнесла г-жа Дюбарри, сидевшая слева от маршала, — но пусть тост провозгласит старейший среди нас, как сказали бы в парламенте.

— К тебе относятся эти слова, Таверне, или же ко мне? — спросил маршал со смехом, взглянув на своего старого друга.

— Не думаю, — заметил гость, сидевший напротив маршала Ришелье.

— С чем вы не согласны, господин де Калиостро? — спросил граф де Хага, устремляя на него свой зоркий взгляд.

— Я не думаю, господин граф, — начал с поклоном Калиостро, — чтобы господин де Ришелье был старейшим меж нами.